На планете Маленького принца, как на любой другой планете, растут травы полезные и вредные. А значит, есть там хорошие семена хороших, полезных трав и вредные семена дурной, сорной травы. Но ведь семена невидимы. Они спят глубоко под землей, пока одно из них не вздумает Тогда оно пускает росток; он расправляется и тянется к солнцу, сперва такой милый и безобидный. Если это будущий редис или розовый куст, пусть его растет на здоровье. Но если это какая-нибудь дурная трава, надо вырвать ее с корнем, как только ее узнаешь. И вот на планете Маленького принца есть ужасные, зловредные семена... это семена баобабов. Почва планеты вся заражена ими. А если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься. Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки.
— Есть такое твердое правило, — сказал мне позднее Маленький принц. — Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету. Непременно надо каждый день выпалывать баобабы, как только их уже можно отличить от розовых кустов: молодые ростки у них почти одинаковые. Это очень скучная работа, но со
Однажды он посоветовал мне постараться и нарисовать такую картинку, чтобы и у нас дети это хорошо поняли.
И все-таки я отлично помню этого мальчика в ссохшейся шубейке песочного цвета, худенького и хромого. Иногда закроешь глаза и видишь точно наяву: по аулу мчится буйная ватага мальчишек, а позади всех бежит он, волоча больную ногу и стараясь не отстать. И все же отстает, и я опять слышу его голос: “Эй вы, да подождите же! Пойдемте со мной, у меня есть сказка. Вот увидите, она интереснее вчерашней!..”
Весной сорок второго года у Аяна умерла мать, и он остался вдвоем с бабушкой, отца его призвали в армию еще в начале войны. И бабушка привезла Аяна в наш аул в надежде на своих дальних родичей.
Мы играли в войну на единственной проезжей улице, бросали “гранаты”—пыль, завернутую в бумагу, когда он впервые вышел из дома. Прохожие, старики и старухи, ворчали: “Вот она, детская глупость: мало им одной войны, они свою затеяли. Будто нет других игр. Ну и пострелята!” День выдался безветренный, и пыль долго висела в воздухе, застилая солнце, а мы с криком “ура!” нападали на своего “противника” и, отдавшись игре, никого и ничего не замечали. И только наш командир Садык неожиданно остановился на границе, где кончалась завеса пыли, и с Эй, а ты кто такой? Откуда взялся?
Тут уж бросили игру все ребята — так необычен был этот во для нашего аула, где все знают друг дружку с раннего детства. Мы обернулись и увидели незнакомого мальчика в белой безрукавке и коротких штанишках. Он выглядел не по-здешнему, особенно поразил нас его черный жесткий чуб, спускающийся на лоб.
Новенький мальчик в нашем ауле — слишком выдающееся событие, поэтому мы мигом забыли про игру и окружили Аяна. Каждый норовил протолкнуться поближе и хорошенько разглядеть новичка. Для нас, аульных детей, Аян в этот момент был и театром, и цирком.
— Слышь, кто он, а?
— А откуда он, ты не знаешь?— спрашивали мы друг у дружки, пихаясь локтями и жадно рассматривая Аяна с головы до пят так беспеременно, точно он был неодушевленным предметом.
А он в свою очередь глазел на наш растерзанный вид, и во взгляде его сквозило недоумение. Хороши мы были тогда, грязные, точно поросята. Штаны и рубахи под слоем пыли потеряли свой первозданный цвет и висели клочьями, словно только что побывали в зубах у своры собак.
Его одежда не отличалась ни новизной, ни качеством, но чистенький и опрятный облик Аяна поражал, как царская роскошь.
— Гляньте на него, такой сопляк, а уже отпустил чуб,—высказался первым Есикбай, плохо скрывая зависть.
Нам было не смешно, но все же мы рассмеялись, стараясь поддержать своего товарища перед чужаком. Смех получился фальшивый, как будто нас вынуждали, Аян густо покраснел и промолчал.
— А я знаю, кто он!— громко произнес Садык.— Вы приехали вчера вечером, верно?— обратился он к новичку. И у вас еще была темно-серая корова. Правильно я говорю?
— Правильно, —кивнул серьезно мальчик.—Только она не совсем темная. Ты видел ее вечером, а днем она гораздо светлее, и еще у нас есть теленок.— И мне почудилось, будто по его губам скользнула усмешка.
А Садык продолжал свое:
— Как тебя звать?
— Аян.
Кое-кто из ребят зашевелил губами, стараясь запомнить его имя.
Скрытая угроза
На планете Маленького принца, как на любой другой планете, растут травы полезные и вредные. А значит, есть там хорошие семена хороших, полезных трав и вредные семена дурной, сорной травы. Но ведь семена невидимы. Они спят глубоко под землей, пока одно из них не вздумает Тогда оно пускает росток; он расправляется и тянется к солнцу, сперва такой милый и безобидный. Если это будущий редис или розовый куст, пусть его растет на здоровье. Но если это какая-нибудь дурная трава, надо вырвать ее с корнем, как только ее узнаешь. И вот на планете Маленького принца есть ужасные, зловредные семена... это семена баобабов. Почва планеты вся заражена ими. А если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься. Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки.
— Есть такое твердое правило, — сказал мне позднее Маленький принц. — Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету. Непременно надо каждый день выпалывать баобабы, как только их уже можно отличить от розовых кустов: молодые ростки у них почти одинаковые. Это очень скучная работа, но со
Однажды он посоветовал мне постараться и нарисовать такую картинку, чтобы и у нас дети это хорошо поняли.
— Если им когда-нибудь придетсяОбъяснение:
И все-таки я отлично помню этого мальчика в ссохшейся шубейке песочного цвета, худенького и хромого. Иногда закроешь глаза и видишь точно наяву: по аулу мчится буйная ватага мальчишек, а позади всех бежит он, волоча больную ногу и стараясь не отстать. И все же отстает, и я опять слышу его голос: “Эй вы, да подождите же! Пойдемте со мной, у меня есть сказка. Вот увидите, она интереснее вчерашней!..”
Весной сорок второго года у Аяна умерла мать, и он остался вдвоем с бабушкой, отца его призвали в армию еще в начале войны. И бабушка привезла Аяна в наш аул в надежде на своих дальних родичей.
Мы играли в войну на единственной проезжей улице, бросали “гранаты”—пыль, завернутую в бумагу, когда он впервые вышел из дома. Прохожие, старики и старухи, ворчали: “Вот она, детская глупость: мало им одной войны, они свою затеяли. Будто нет других игр. Ну и пострелята!” День выдался безветренный, и пыль долго висела в воздухе, застилая солнце, а мы с криком “ура!” нападали на своего “противника” и, отдавшись игре, никого и ничего не замечали. И только наш командир Садык неожиданно остановился на границе, где кончалась завеса пыли, и с Эй, а ты кто такой? Откуда взялся?
Тут уж бросили игру все ребята — так необычен был этот во для нашего аула, где все знают друг дружку с раннего детства. Мы обернулись и увидели незнакомого мальчика в белой безрукавке и коротких штанишках. Он выглядел не по-здешнему, особенно поразил нас его черный жесткий чуб, спускающийся на лоб.
Новенький мальчик в нашем ауле — слишком выдающееся событие, поэтому мы мигом забыли про игру и окружили Аяна. Каждый норовил протолкнуться поближе и хорошенько разглядеть новичка. Для нас, аульных детей, Аян в этот момент был и театром, и цирком.
— Слышь, кто он, а?
— А откуда он, ты не знаешь?— спрашивали мы друг у дружки, пихаясь локтями и жадно рассматривая Аяна с головы до пят так беспеременно, точно он был неодушевленным предметом.
А он в свою очередь глазел на наш растерзанный вид, и во взгляде его сквозило недоумение. Хороши мы были тогда, грязные, точно поросята. Штаны и рубахи под слоем пыли потеряли свой первозданный цвет и висели клочьями, словно только что побывали в зубах у своры собак.
Его одежда не отличалась ни новизной, ни качеством, но чистенький и опрятный облик Аяна поражал, как царская роскошь.
— Гляньте на него, такой сопляк, а уже отпустил чуб,—высказался первым Есикбай, плохо скрывая зависть.
Нам было не смешно, но все же мы рассмеялись, стараясь поддержать своего товарища перед чужаком. Смех получился фальшивый, как будто нас вынуждали, Аян густо покраснел и промолчал.
— А я знаю, кто он!— громко произнес Садык.— Вы приехали вчера вечером, верно?— обратился он к новичку. И у вас еще была темно-серая корова. Правильно я говорю?
— Правильно, —кивнул серьезно мальчик.—Только она не совсем темная. Ты видел ее вечером, а днем она гораздо светлее, и еще у нас есть теленок.— И мне почудилось, будто по его губам скользнула усмешка.
А Садык продолжал свое:
— Как тебя звать?
— Аян.
Кое-кто из ребят зашевелил губами, стараясь запомнить его имя.
.