Ты забудешь тот день морозный: «двадцать третье, февраль, среда»? этот день, на крови вскормленный, непрощенный до дня суда. в этот день нас лишили дома, нас изгнали с родной земли; заперев будто скот в вагонах, в казахстанскую степь свезли. ты забудешь мазгар и хайбах? или цори, таргим, гули? как согнав всех больных и слабых, их, в домах заперев, сожгли? ты забудешь мороз подвалов, и голодные пару лет, когда враг из твоих амбаров себе сытный варил обед? видишь трупы не погребенных, коим саваном стал буран? помни их, на смерть обреченных, почитай им «карим коран». не забудем мы день тот черный: «двадцать третье, февраль, среда». этот день нам забыть позорно — должно помнить о нем всегда! даже если на миг забудем в суете пролетевших лет, мы молитвой сердца разбудим — мы давали отцам обет.
Ваню солнцева нашли разведчики, возвращавшиеся с через сырой осенний лес. они услышали «странный, тихий, ни на что не похожий прерывистый звук», пошли на него и набрели на неглубокий окопчик. в нём спал мальчик, маленький и истощённый. мальчик плакал во сне. именно эти звуки и привлекли внимание разведчиков. разведчики относились к артиллерийской батарее, которой командовал капитан енакиев, человек добросовестный, точный, предусмотрительный и непреклонный. туда и попал ваня. в лес, находящийся почти на линии фронта, ваня попал после долгих мытарств. отец мальчика погиб в начале войны. мать убили немцы, которым женщина не хотела отдавать единственную корову. когда бабушка и младшая сестра вани умерли от голода, мальчик пошёл побираться по окрестным деревням. его схватили жандармы, отправили в детский изолятор, где ваня чуть не умер от тифа и чесотки. сбежав из изолятора, мальчик два года скрывался в лесах, надеясь перейти линию фронта и попасть к нашим. в холщевой торбе заросшего и одичавшего вани нашли остро гвоздь и рваный букварь. разведчикам солнцев сообщил, что ему исполнилась двенадцать лет, но мальчик был настолько истощён, что выглядел не старше девяти.
