Такое отношение Пастернака к творчеству и жизни вообще было скрябинским отношением. «Жизни вне музыки я себе не представлял… музыка была для меня культом, то есть той разрушительной точкой, в которую собиралось все, что было самого суеверного и самоотреченного во мне…» - скажет Пастернак в «Охранной грамоте»
Борис Пастернак не собирался быть ни живописцем, ни пианистом. Шестилетнее сосредоточение на занятиях музыкой имело четкую направленность – композиторство.
Вот что пишет в автобиографии сам поэт: “Можно не заметить ничего особенного в том, что в интеллигентном доме четырехлетний ребенок с плачем просыпается от звучащей в соседней комнате музыки и его, успокоив, выносят показать гостям, среди которых мальчику бросается в глаза кряжистый старик с бородою… кряжистого старика зовут Лев Николаевич Толстой, и он единственный раз пришел в дом художника – любимого иллюстратора своих романов, и именно затем, чтобы послушать это “Трио” Чайковского”. Об этом заметит остроязычная Анна Ахматова: “Боренька знал, когда проснуться”. С этого момента он стал помнить себя в детстве. И если на четвертом году жизни музыка пробудила в Пастернаке осознанное отношение к жизни, то на пятнадцатом – она же пробудила в нем дар творчества.
Такое отношение Пастернака к творчеству и жизни вообще было скрябинским отношением. «Жизни вне музыки я себе не представлял… музыка была для меня культом, то есть той разрушительной точкой, в которую собиралось все, что было самого суеверного и самоотреченного во мне…» - скажет Пастернак в «Охранной грамоте»
Борис Пастернак не собирался быть ни живописцем, ни пианистом. Шестилетнее сосредоточение на занятиях музыкой имело четкую направленность – композиторство.
Вот что пишет в автобиографии сам поэт: “Можно не заметить ничего особенного в том, что в интеллигентном доме четырехлетний ребенок с плачем просыпается от звучащей в соседней комнате музыки и его, успокоив, выносят показать гостям, среди которых мальчику бросается в глаза кряжистый старик с бородою… кряжистого старика зовут Лев Николаевич Толстой, и он единственный раз пришел в дом художника – любимого иллюстратора своих романов, и именно затем, чтобы послушать это “Трио” Чайковского”. Об этом заметит остроязычная Анна Ахматова: “Боренька знал, когда проснуться”. С этого момента он стал помнить себя в детстве. И если на четвертом году жизни музыка пробудила в Пастернаке осознанное отношение к жизни, то на пятнадцатом – она же пробудила в нем дар творчества.