Архип Куинджи – это не простой живописец. Это удивительный, поцелованный Богом, художник, который владел таким фантастическим ремеслом как правильно работать со цветом, светом на полотне. Магия его искусства состоит в том, что он умело, пользовался красками и конечно же цветом и светом. Да так умело, что порой казалось, что это волшебство какое-то.Вот, к примеру, два полотна на тему «Степь». Первое верхнее – простой пейзаж украинской степи. Где-то вдалеке видно село, а вокруг него бескрайняя степь жёлто-светло-коричневого цвета. На переднем плане колючка и уже слегка пожухлая солнцем трава. И конечно же бескрайнее небо, с тучами и с какой-то даже фиолетовой синевой. Поражает масштабность полотна и размах степ.А вот второе полотно, это как раз к тем самым чудесам и относится. Пейзаж степи, но весенней. Когда трава только-только появилась и ещё молодая зелень. И вот тут наступает магия художника. Небо чуть серое, предрассветное. По земле гуляет утренний ветерок и трава волнами стелется по степи, такое ощущение что степь движется, колышется, живёт.Даже создаётся ощущение что слышишь этот ветерок. И конечно снова масштабность, только на этот раз здесь чистая степь. Ничего не мешает природе, только она сама, только её дыхание.Архип Куинджи не простой пейзажист. У него все работы наполнены искренней природой, а главное любовью художника к ней. В основном он описывал на своих полотнах украинские просторы, поскольку сам бы родом оттуда.Одна из лучших его картин «Днепр в ночи» потряс зрителей. Но самое интересное, что это полотно он показал в единственном варианте. Просто была выставка одного полотна. И зрители шли и удивлялись её красоте. Ровно, как и вот этим представленным полотнам, особенно последнему, нижнему. Это полотно надо видеть и радоваться красоте.
Махонький дом, где я живу в Мещёре, заслуживает описания. Это былая баня, бревенчатая изба, обшитая сероватым тесом. Дом стоит в густом саду, но почему-то отгорожен от сада высочайшим частоколом. Этот частокол - западня для деревенских котов, любителей рыбы. Каждый раз, когда я возвращаюсь с ловли, коты всех мастей - рыжеватые, темные, серые и белоснежные с подпалинами - берут дом в осаду. Они шныряют вокруг, сидят на заборе, на крышах, на старых яблонях, подвы-вают друг на друга и ожидают вечера. Все они смотрят не отрываясь на кукан с рыбой - он подвешен к ветке ветхой яблони с таким расчетом, что достать его практически невероятно.
Вечерком коты осмотрительно перелезают через частокол и собираются под куканом. Они подыма-ются на задние лапы, а передними делают быстрые и проворные взмахи, стараясь зацепить кукан. Издалече кажется, что коты играют в волейбол. Позже какой-нибудь наглый кот подпрыгива-ет, вцепляется в кукан мертвой хваткой, висит на нем, качается и старается оторвать рыбу. Другие коты колотят от досады друг друга по усатым пастям. Оканчивается это тем, что я выхожу с фонарем из бани. Коты, застигнутые врасплох, кидаются к частоколу, но не успевают перелезть через него, а протискиваются меж кольями и застревают. Тогда они прижимают уши, накрывают глаза и начинают отчаянно горланить, прося пощады.
Осенью весь дом засыпан листьями, и в 2-ух маленьких комнатках становится ясно, как в облетающем саду.
Трещат печи, благоухает яблоками, чисто вымытыми полами. Синицы посиживают на ветках, пересыпа-ют в горле стеклянные шарики, звенят, трещат и глядят на подоконник, где лежит ломоть темного хлеба.
В доме я ночую изредка. Большинство ночей я провожу на озерах, а когда остаюсь дома, то ночую в ветхой беседке в глубине сада. Она заросла диким виноградом. По утрам солнце лупит в нее через пурпурную, фиолетовую, зеленоватую и лимонную листву, и мне всегда кажется, что я просыпаюсь внутри зажженной елки. Воробьи с удивлением заглядывают в беседку. Их смертельно занимают часы. Они тикают на врытом в землю круглом столе. Воробьи подбираются к ним, слушают тиканье то одним, то иным ухом и позже очень клюют часы в циферблат.
Неподражаемо хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в саду шумит вполголоса неторопливый отвесный дождик.
Холодный воздух едва качает язычок свечки. Угловатые тени от виноградовых листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, схожая на комок сероватого шелка-сырца, садится на раскры-тую книгу и оставляет на страничке тончайшую блестящую пыль.
Благоухает дождем - нежным и вместе с тем острым запахом воды, сырых садовых дорожек.
На рассвете я просыпаюсь. Туман шуршит в саду. В тумане падают листья. Я вытаскиваю из колодца ведро воды. Из ведра выскакивает лягушка. Я обливаюсь колодезной водой и слушаю рожок пастуха - он поет еще далековато, у самой околицы.
Я иду в порожнюю баню, кипячу чай. На печке заводит свою песню сверчок. Он поет очень громко и не направляет внимания ни на мои шаги, ни на звон чашек.
Светает. Я беру весла и иду к реке. Цепной пес Дивный дремлет у ворота. Он бьет хвостом по земле, но не поднимает головы. Удивительный издавна привык к моим уходам на рассвете. Он только зевает мне вослед и шумно охает.
Я отплываю в тумане. Восток розовеет. Теснее не доносится запах дыма сельских печей. Остается только молчание воды, зарослей, вековых ив.
Впереди - пустынный сентябрьский денек. Впереди - затерянность в этом громадном мире пахучей листвы, травок, осеннего увядания, затишливых вод, облаков, низкого неба. И эту затерян-ность я всегда чувствую как счастье. Фортуны тебе
Архип Куинджи – это не простой живописец. Это удивительный, поцелованный Богом, художник, который владел таким фантастическим ремеслом как правильно работать со цветом, светом на полотне. Магия его искусства состоит в том, что он умело, пользовался красками и конечно же цветом и светом. Да так умело, что порой казалось, что это волшебство какое-то.Вот, к примеру, два полотна на тему «Степь». Первое верхнее – простой пейзаж украинской степи. Где-то вдалеке видно село, а вокруг него бескрайняя степь жёлто-светло-коричневого цвета. На переднем плане колючка и уже слегка пожухлая солнцем трава. И конечно же бескрайнее небо, с тучами и с какой-то даже фиолетовой синевой. Поражает масштабность полотна и размах степ.А вот второе полотно, это как раз к тем самым чудесам и относится. Пейзаж степи, но весенней. Когда трава только-только появилась и ещё молодая зелень. И вот тут наступает магия художника. Небо чуть серое, предрассветное. По земле гуляет утренний ветерок и трава волнами стелется по степи, такое ощущение что степь движется, колышется, живёт.Даже создаётся ощущение что слышишь этот ветерок. И конечно снова масштабность, только на этот раз здесь чистая степь. Ничего не мешает природе, только она сама, только её дыхание.Архип Куинджи не простой пейзажист. У него все работы наполнены искренней природой, а главное любовью художника к ней. В основном он описывал на своих полотнах украинские просторы, поскольку сам бы родом оттуда.Одна из лучших его картин «Днепр в ночи» потряс зрителей. Но самое интересное, что это полотно он показал в единственном варианте. Просто была выставка одного полотна. И зрители шли и удивлялись её красоте. Ровно, как и вот этим представленным полотнам, особенно последнему, нижнему. Это полотно надо видеть и радоваться красоте.
Махонький дом, где я живу в Мещёре, заслуживает описания. Это былая баня, бревенчатая изба, обшитая сероватым тесом. Дом стоит в густом саду, но почему-то отгорожен от сада высочайшим частоколом. Этот частокол - западня для деревенских котов, любителей рыбы. Каждый раз, когда я возвращаюсь с ловли, коты всех мастей - рыжеватые, темные, серые и белоснежные с подпалинами - берут дом в осаду. Они шныряют вокруг, сидят на заборе, на крышах, на старых яблонях, подвы-вают друг на друга и ожидают вечера. Все они смотрят не отрываясь на кукан с рыбой - он подвешен к ветке ветхой яблони с таким расчетом, что достать его практически невероятно.
Вечерком коты осмотрительно перелезают через частокол и собираются под куканом. Они подыма-ются на задние лапы, а передними делают быстрые и проворные взмахи, стараясь зацепить кукан. Издалече кажется, что коты играют в волейбол. Позже какой-нибудь наглый кот подпрыгива-ет, вцепляется в кукан мертвой хваткой, висит на нем, качается и старается оторвать рыбу. Другие коты колотят от досады друг друга по усатым пастям. Оканчивается это тем, что я выхожу с фонарем из бани. Коты, застигнутые врасплох, кидаются к частоколу, но не успевают перелезть через него, а протискиваются меж кольями и застревают. Тогда они прижимают уши, накрывают глаза и начинают отчаянно горланить, прося пощады.
Осенью весь дом засыпан листьями, и в 2-ух маленьких комнатках становится ясно, как в облетающем саду.
Трещат печи, благоухает яблоками, чисто вымытыми полами. Синицы посиживают на ветках, пересыпа-ют в горле стеклянные шарики, звенят, трещат и глядят на подоконник, где лежит ломоть темного хлеба.
В доме я ночую изредка. Большинство ночей я провожу на озерах, а когда остаюсь дома, то ночую в ветхой беседке в глубине сада. Она заросла диким виноградом. По утрам солнце лупит в нее через пурпурную, фиолетовую, зеленоватую и лимонную листву, и мне всегда кажется, что я просыпаюсь внутри зажженной елки. Воробьи с удивлением заглядывают в беседку. Их смертельно занимают часы. Они тикают на врытом в землю круглом столе. Воробьи подбираются к ним, слушают тиканье то одним, то иным ухом и позже очень клюют часы в циферблат.
Неподражаемо хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в саду шумит вполголоса неторопливый отвесный дождик.
Холодный воздух едва качает язычок свечки. Угловатые тени от виноградовых листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, схожая на комок сероватого шелка-сырца, садится на раскры-тую книгу и оставляет на страничке тончайшую блестящую пыль.
Благоухает дождем - нежным и вместе с тем острым запахом воды, сырых садовых дорожек.
На рассвете я просыпаюсь. Туман шуршит в саду. В тумане падают листья. Я вытаскиваю из колодца ведро воды. Из ведра выскакивает лягушка. Я обливаюсь колодезной водой и слушаю рожок пастуха - он поет еще далековато, у самой околицы.
Я иду в порожнюю баню, кипячу чай. На печке заводит свою песню сверчок. Он поет очень громко и не направляет внимания ни на мои шаги, ни на звон чашек.
Светает. Я беру весла и иду к реке. Цепной пес Дивный дремлет у ворота. Он бьет хвостом по земле, но не поднимает головы. Удивительный издавна привык к моим уходам на рассвете. Он только зевает мне вослед и шумно охает.
Я отплываю в тумане. Восток розовеет. Теснее не доносится запах дыма сельских печей. Остается только молчание воды, зарослей, вековых ив.
Впереди - пустынный сентябрьский денек. Впереди - затерянность в этом громадном мире пахучей листвы, травок, осеннего увядания, затишливых вод, облаков, низкого неба. И эту затерян-ность я всегда чувствую как счастье. Фортуны тебе
Объяснение:
краткий пересказ всего рассказа