Непосредственным поводом к вторжению монгол послужила так называемая “Отрарская катастрофа”. Летом 1218 г. богатый торговый караван из 500 верблюдов в сопровождении 450 человек был направлен Чингис-ханом в Отрар. Среди караванщиков были самые опытные лазутчики хана. Правитель Отрара кыпчак Гайыр хан заподозрил купцов в шпионаже и приказал убить их. По одной версии, он сам принял решение убить купцов и разграбить караван, а по другой решение принял шах, которому Каир хан написал специальное письмо. Разгневанный Чингис-хан потребовал от шаха отмщения в виде передачи ему Гайыр хана, но мать Хорезмшаха Мухаммед Теркун-хатун выступила против выдачи, так как правитель Отрара был ее младшим братом. К тому же, кыпчакская знать играла ключевую роль в Хорезме. Таким образом, отказ шаха означал фактически начало войны,чего и добивался Чингис-хан.
Непосредственным поводом к вторжению монгол послужила так называемая “Отрарская катастрофа”. Летом 1218 г. богатый торговый караван из 500 верблюдов в сопровождении 450 человек был направлен Чингис-ханом в Отрар. Среди караванщиков были самые опытные лазутчики хана. Правитель Отрара кыпчак Гайыр хан заподозрил купцов в шпионаже и приказал убить их. По одной версии, он сам принял решение убить купцов и разграбить караван, а по другой решение принял шах, которому Каир хан написал специальное письмо. Разгневанный Чингис-хан потребовал от шаха отмщения в виде передачи ему Гайыр хана, но мать Хорезмшаха Мухаммед Теркун-хатун выступила против выдачи, так как правитель Отрара был ее младшим братом. К тому же, кыпчакская знать играла ключевую роль в Хорезме. Таким образом, отказ шаха означал фактически начало войны,чего и добивался Чингис-хан.
«…Сырдарья погоняет ленивые желтые волны.
Белый город Отрар, где высокие стены твои?
Эти стены полгода горели от масляных молний,
Двести дней и ночей здесь осадные длились бои.
Перекрыты каналы.
Ни хлеба, ни мяса, ни сена,
Люди ели погибших
И пили их теплую кровь.
Счет осадных ночей майским утром прервала измена,
И наполнился трупами длинный извилистый ров»
Опять я в деревне. Хожу на охоту,
Пишу мои вирши – живется легко.
Вчера, утомленный ходьбой по болоту,
Забрел я в сарай и заснул глубоко.
Проснулся: в широкие щели сарая
Глядятся веселого солнца лучи.
Воркует голубка; над крышей летая,
Кричат молодые грачи,
Летит и другая какая-то птица —
По тени узнал я ворону как раз:
Чу! шопот какой-то… а вот вереница
Вдоль щели внимательных глаз!
Все серые, карие, синие глазки —
Смешались, как в поле цветы.
В них столько покоя, свободы и ласки,
В них столько святой доброты!
Я детского глаза люблю выраженье,
Его я узнаю всегда.
Я замер: коснулось души умиленье…
Чу! шопот опять!