Нерідко люди стикаються з нерозумінням один одного через різний досвід, пройдений шлях та відмінні випробування. Ми можемо знецінювати чужі негаразди лише тому, що особисто нам такий стан не близький. Але наскільки ж це прийнятно та безкарно?
У суспільстві нас оточують люди, які завжди чимось вирізняються серед інших - усі ми маємо свої унікальні риси. Та при спілкуванні з рештою, ми автоматично оцінюємо, які особливості нам знайомі, а які неможливо назвати своїми. Все одно у кожному представнику соціуму, з яким ми знаходимося в контакті, підсвідомо прагнемо побачити своє відображення. Кожна людина для нас - це дзеркало, дивлячись у яке ми розпізнаємо правду та хибу про себе, власні неповторні риси. У кожному співбесіднику ми шукаємо себе - справжнього чи несправжнього. Своє "Я". Саме тому так важливо пам'ятати, коли назріває бажання засудити чи покепкувати з когось, що в будь-якій людині ми бачимо власну постать. Як би ми поставились до себе, якщо самі б реально опинитися на чужому місці? Щоб почути чуже страждання, спершу треба його прийняти та уявити, що воно - тільки наше. Ототожнити себе з тим, хто потребує співчуття й до не ділячи біль на "свій" та "чужий", так як усі ми взаємозалежні. Адже врешті-решт через стосунки з людьми ми приходимо до себе і цілком можемо стати тими, з ким одного разу зустрілися, не відгукнувшись на його, а тобто спільне, горе.
Отже, на мій погляд, висловлюючись метафорично, якщо ситий вважає недотепою голодного, він губить зв'язок з істинним собою. Забуває про те, що насправді підштовхнуло його на бажання насититися. Хіба не те саме засуджене почуття голоду?
На двенадцатый день плавания свирепый ураган из тех, что рождаются в экваториальных широтах, окончательно сбил судно с правильного курса. Океан ревел и бушевал, обезумевший ветер постоянно менял направление, вращал и подбрасывал корабль на огромных валах, словно перышко. Мы были в полной власти бури, и каждую минуту я ждал ужасной гибели. Когда ураган ненадолго приутих, оказалось, что мы не только сбились с пути, но и понесли потери: юнгу и одного из матросов смыло гигантской волной с палубы, а еще один матрос, заболевший тропической лихорадкой, умер. Вдобавок в днище корабля была обнаружена небольшая течь.
Корабль наш был сильно потрепан, конца непогоде не предвиделось, и капитан предложил попытаться вернуться в Бразилию. Я решительно воспротивился. Судя по всему, судно находилось у окраин Карибского моря, а потому нам следовало держать курс на остров Барбадос, где мы могли получить хоть какую-нибудь Плыть прямиком в Африку бессмысленно и опасно. По нашим расчетам, добраться до Барбадоса можно было недели за две, если не помешают капризные течения Мексиканского залива. Я рассчитывал, что после ремонта снастей и отдыха мы сможем продолжить экспедицию.
Однако судьба распорядилась иначе.
Изменив курс на северно-западный, мы вышли из полосы ненастья и только было почувствовали уверенность в завтрашнем дне, как нас настиг очередной шторм, еще свирепее прежнего. Буря отнесла корабль так далеко от торговых путей, что, даже если бы он уцелел, шансов добраться до какого-нибудь берега оставалось ничтожно мало. Корпус судна трещал по швам, нас швыряло во все стороны, вертело, подбрасывало на волнах — и так продолжалось несколько дней, пока ветер не начал стихать, хотя море все еще бушевало.
Изнуренная штормом команда крепко спала в каютах, когда стоявший на вахте рулевой разбудил нас с капитаном криком: «Земля! Прямо по курсу я вижу какие-то острова!» Мы бросились на палубу, хорошо понимая, какая опасность нам грозит: ветер и течение могли принести бес судно к прибрежным скалам и разбить вдребезги. Но случилось то, чего мы меньше всего ожидали, — наш корабль внезапно сел на мель.
От страшного удара судно накренилось, громадные валы захлестнули палубу, обдав нас ледяной водой. Вымокнув до нитки, мы бросились вниз собирать экипаж, чтобы в случае гибели судна, которое шторм вскоре мог превратить в щепки, попытаться спустить шлюпку. Оставалось только молиться, и нашим единственным утешением служило то, что корабль все еще оставался на плаву. У нас было две шлюпки; маленькая шла за кораблем на буксире, но ее оторвало и унесло во время бури, другая, побольше, уцелела и находилась на палубе. Матросы, не мешкая ни секунды, начали спускать ее на воду. На мгновение капитану показалось, что волнение стихает и нам больше ничего не грозит. Он понадеялся, что нам не придется покидать корабль, тем более что пускаться в рискованное плавание на шлюпке, не имевшей даже паруса, было еще опаснее. Нас могло накрыть первой же волной, опрокинуть, разбить о неизвестный берег прибоем. И все-таки другого выхода не было — корабль крепко сидел на мели и в любую минуту под натиском стихии мог расколоться пополам…
Все матросы уже перебрались в шлюпку; последними спустились мы с капитаном. Положение наше было хуже, чем у обреченных на казнь, и все же мы усердно гребли к берегу, сопротивляясь ветру и волнам. Какой перед нами берег, скалистый или песчаный, крутой или отлогий, мы не видели; оставалась единственная надежда, что течение принесет нас к входу в бухту или залив.
Увы, капризная судьба оказалась к нам немилосердна!
Мы гребли уже больше часа, когда огромный вал обрушился на нашу шлюпку, будто решив этим последним сокрушительным ударом прекратить наши страдания. В мгновение ока шлюпка опрокинулась. Все, кто в ней находился, оказались под водой, даже не успев воскликнуть: «Господи и помилуй!»
Нерідко люди стикаються з нерозумінням один одного через різний досвід, пройдений шлях та відмінні випробування. Ми можемо знецінювати чужі негаразди лише тому, що особисто нам такий стан не близький. Але наскільки ж це прийнятно та безкарно?
У суспільстві нас оточують люди, які завжди чимось вирізняються серед інших - усі ми маємо свої унікальні риси. Та при спілкуванні з рештою, ми автоматично оцінюємо, які особливості нам знайомі, а які неможливо назвати своїми. Все одно у кожному представнику соціуму, з яким ми знаходимося в контакті, підсвідомо прагнемо побачити своє відображення. Кожна людина для нас - це дзеркало, дивлячись у яке ми розпізнаємо правду та хибу про себе, власні неповторні риси. У кожному співбесіднику ми шукаємо себе - справжнього чи несправжнього. Своє "Я". Саме тому так важливо пам'ятати, коли назріває бажання засудити чи покепкувати з когось, що в будь-якій людині ми бачимо власну постать. Як би ми поставились до себе, якщо самі б реально опинитися на чужому місці? Щоб почути чуже страждання, спершу треба його прийняти та уявити, що воно - тільки наше. Ототожнити себе з тим, хто потребує співчуття й до не ділячи біль на "свій" та "чужий", так як усі ми взаємозалежні. Адже врешті-решт через стосунки з людьми ми приходимо до себе і цілком можемо стати тими, з ким одного разу зустрілися, не відгукнувшись на його, а тобто спільне, горе.
Отже, на мій погляд, висловлюючись метафорично, якщо ситий вважає недотепою голодного, він губить зв'язок з істинним собою. Забуває про те, що насправді підштовхнуло його на бажання насититися. Хіба не те саме засуджене почуття голоду?
Глава 8
Кораблекрушение
На двенадцатый день плавания свирепый ураган из тех, что рождаются в экваториальных широтах, окончательно сбил судно с правильного курса. Океан ревел и бушевал, обезумевший ветер постоянно менял направление, вращал и подбрасывал корабль на огромных валах, словно перышко. Мы были в полной власти бури, и каждую минуту я ждал ужасной гибели. Когда ураган ненадолго приутих, оказалось, что мы не только сбились с пути, но и понесли потери: юнгу и одного из матросов смыло гигантской волной с палубы, а еще один матрос, заболевший тропической лихорадкой, умер. Вдобавок в днище корабля была обнаружена небольшая течь.
Корабль наш был сильно потрепан, конца непогоде не предвиделось, и капитан предложил попытаться вернуться в Бразилию. Я решительно воспротивился. Судя по всему, судно находилось у окраин Карибского моря, а потому нам следовало держать курс на остров Барбадос, где мы могли получить хоть какую-нибудь Плыть прямиком в Африку бессмысленно и опасно. По нашим расчетам, добраться до Барбадоса можно было недели за две, если не помешают капризные течения Мексиканского залива. Я рассчитывал, что после ремонта снастей и отдыха мы сможем продолжить экспедицию.
Однако судьба распорядилась иначе.
Изменив курс на северно-западный, мы вышли из полосы ненастья и только было почувствовали уверенность в завтрашнем дне, как нас настиг очередной шторм, еще свирепее прежнего. Буря отнесла корабль так далеко от торговых путей, что, даже если бы он уцелел, шансов добраться до какого-нибудь берега оставалось ничтожно мало. Корпус судна трещал по швам, нас швыряло во все стороны, вертело, подбрасывало на волнах — и так продолжалось несколько дней, пока ветер не начал стихать, хотя море все еще бушевало.
Изнуренная штормом команда крепко спала в каютах, когда стоявший на вахте рулевой разбудил нас с капитаном криком: «Земля! Прямо по курсу я вижу какие-то острова!» Мы бросились на палубу, хорошо понимая, какая опасность нам грозит: ветер и течение могли принести бес судно к прибрежным скалам и разбить вдребезги. Но случилось то, чего мы меньше всего ожидали, — наш корабль внезапно сел на мель.
От страшного удара судно накренилось, громадные валы захлестнули палубу, обдав нас ледяной водой. Вымокнув до нитки, мы бросились вниз собирать экипаж, чтобы в случае гибели судна, которое шторм вскоре мог превратить в щепки, попытаться спустить шлюпку. Оставалось только молиться, и нашим единственным утешением служило то, что корабль все еще оставался на плаву. У нас было две шлюпки; маленькая шла за кораблем на буксире, но ее оторвало и унесло во время бури, другая, побольше, уцелела и находилась на палубе. Матросы, не мешкая ни секунды, начали спускать ее на воду. На мгновение капитану показалось, что волнение стихает и нам больше ничего не грозит. Он понадеялся, что нам не придется покидать корабль, тем более что пускаться в рискованное плавание на шлюпке, не имевшей даже паруса, было еще опаснее. Нас могло накрыть первой же волной, опрокинуть, разбить о неизвестный берег прибоем. И все-таки другого выхода не было — корабль крепко сидел на мели и в любую минуту под натиском стихии мог расколоться пополам…
Все матросы уже перебрались в шлюпку; последними спустились мы с капитаном. Положение наше было хуже, чем у обреченных на казнь, и все же мы усердно гребли к берегу, сопротивляясь ветру и волнам. Какой перед нами берег, скалистый или песчаный, крутой или отлогий, мы не видели; оставалась единственная надежда, что течение принесет нас к входу в бухту или залив.
Увы, капризная судьба оказалась к нам немилосердна!
Мы гребли уже больше часа, когда огромный вал обрушился на нашу шлюпку, будто решив этим последним сокрушительным ударом прекратить наши страдания. В мгновение ока шлюпка опрокинулась. Все, кто в ней находился, оказались под водой, даже не успев воскликнуть: «Господи и помилуй!»
Объяснение: