Хорошее отношение к лошадям (1918) Стихотворение написано в период Гражданской войны. Это было время разрухи и голода, революционного террора и насилия. Произведение Владимира Маяковского — призыв к милосердию и восстановлению человеческих отношений. Упавшая лошадь заставляет вспомнить забитую клячу из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», символизирующую положение «униженных и оскорблённых ». Начало стихотворения можно назвать камертоном, который настраивает восприятие читателя: «Гриб. / Грабь. / Гроб. / Груб». Подчёркнутая аллитерация этих строчек вызывает ассоциации со смертью, грабежами, жестокостью и грубостью. В то же время это звукопись, изображающая цокот лошадиных подков. События, описанные в стихотворении, можно пересказать в нескольких словах. В Москве, возле Кузнецкого моста (это название улицы), поэт увидел лошадь, которая упала на скользкой мостовой. У собравшихся зевак происшествие вызвало злорадный смех, и лишь поэт посочувствовал несчастному животному. От ласкового слова лошадь нашла в себе силы подняться и идти дальше. В стихотворении можно чётко выделить вступление, основную часть и заключение. В самом начале использована необычная метафора, которая изображает место происшествия — улицу: Ветром опита, льдом обута, улица скользила. «Ветром опита» — это улица, напоенная сырым, холодным воздухом; «льдом обута» — означает, что лёд покрыл улицу, как бы обул её, поэтому она стала скользкой. Использована ещё и метонимия: на самом деле не «улица скользила», а поскальзывались прохожие. Следует отметить также, что улица в раннем творчестве Маяковского часто была метафорой старого мира, обывательского сознания, агрессивной толпы (например, в стихотворении «Нате!»). В рассматриваемом произведении поэт изображает уличную толпу ещё и праздной, и разодетой: «штаны пришедшие Кузнецким клёшить». Клёшитъ — неологизм Маяковского от слова «клёш». Клёш (то есть модные в то время широкие брюки) служит средством социальной характеристики толпы. Поэт изображает сытых обывателей, ищущих развлечений. Просторечное слово сгрудились означает: собрались в кучу, как стадо. Страдания животного вызывают у них лишь смех, их выкрики подобны вою. Далее автор использует антитезу, противопоставляя лирического героя толпе: Смеялся Кузнецкий. Лишь один я голос свой не вмешивал в вой ему. Поэт удручён увиденным. Его взволнованность передана паузами: «Подошёл / и вижу / глаза лошадиные…». Тоска переполняет душу лирического героя. Противопоставление поэта толпе не случайное — Маяковский рассказывает не только о происшествии на Кузнецком мосту, но и о себе тоже, о своей «звериной тоске» и об умении преодолевать её. Плачущая лошадь — своеобразный двойник автора. Измученный поэт знает, что нужно найти в себе силы продолжать жить. Поэтому он обращается к лошади как к товарищу по несчастью: Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь. Основную нагрузку в стихотворении несут на себе глаголы действия. Весь сюжет можно описать с цепочки глаголов: грохнулась — сгрудились — подошёл — рванулась — пошла — пришла — стала (в стойло). Оптимистичны завершающие строки стихотворения: И всё ей казалось — она жеребёнок, и стоило жить, и работать стоило. Через нехитрый сюжет Маяковский раскрывает одну из важнейших тем поэзии — тему одиночества. Но поэт делает это по-своему — в системе эстетики футуризма, нарушавшей все привычные законы стихосложения. Стихи, с графики разбитые на интонационные отрезки, получают свободную непринуждённость. Автор использует самые разные виды рифм: усечённые неточные (плоше — лошадь; зевака — зазвякал); неравносложные (в шерсти — в шелесте; стойло — стоило); составные (в вой ему — по-своему; один я — лошадиные; в няньке — на ноги). Есть омонимическая рифма: пошла (краткое прилагательное) — пошла (глагол). Есть и звуковая перекличка внутри строки (голос свой не вмешивал в вой). Эти рифмы как бы оттеняют два мира — мир поэта и мир равнодушной, чёрствой толпы. Ритм стихотворения тоже разнообразный — от громкого скандирования до негромких лирических отступлений.
Описание картины: Персей освобождает Андромеду - Рубенс. 1620-1621. Масло, холст, 99,5x139 см Один из бесспорных шедевров Рубенса, созданный им в период 1620-21 годов. Взятый за основу античный сюжет о сыне Зевса Персее, победившем ужасную Медузу Горгону и прекрасной Андромеде, дочери царя Кефея и царицы Кассиопеи, обречённой стать жертвой морского чудовища, у великого фламандца приобретает совершенно новое звучание.
Принцесса Андромеда уже не классическая античная красавица с выверенными пропорциями - художник наделил её чертами пышнотелой, дородной фламандской девушки с золотистыми волосами и пылающим румянцем на щеках. Необычайно воздушные, светлые, лессирующие краски её почти обнаженного тела, звучно контрастируют со стальными доспехами Персея, его сверкающим щитом с прикреплённой головой Горгоны, со всей могучей фигурой героя, изображенного с множеством деталей: крылатыми сандалиями на ногах, венком над головой, шлемом-невидимкой в руках амура.
Ещё один амур держит под уздцы Пегаса, крылатого коня, родившегося из капли крови убитой Горгоны. И этот конь не тонконогий скакун из древних мифов, а крепкий, белогривый фламандский жеребец, весь под стать своему наезднику.
Крылатая богиня победы - Ника, держащая лавровый венок над головой Персея, придаёт всему полотну характер торжественного действия, даже аллегории, так любимой Рубенсом. Противопоставление двух центральных движений на картине: решительного, уверенного порыва героя Персея и смущенного, стыдливого, невероятно женственного, встречного порыва царевны Андромеды, создаёт тонкую и, вместе с тем, «обнаженную» игру зарождающихся чувств влюблённых. Для художника не так важно соблюдение древнего сюжета, как воспевание пышущего здоровьем, крепкого, уверенного тела в трепетном и таком естественном сближении.
Цветовой строй произведения насыщен жемчужно-розовыми, перламутровыми, телесными, ярко-красными, золотистыми, светло-зелёными, ярко-бордовыми пятнами, гармонирующими между собой и создающими величественное, торжественное настроение происходящего. Великий мастер Рубенс в этом шедевре настоящий, подлинный, как никогда!
Персей освобождает Андромеду - Рубенс. 1620-1621. Масло, холст, 99,5x139 см
Один из бесспорных шедевров Рубенса, созданный им в период 1620-21 годов. Взятый за основу античный сюжет о сыне Зевса Персее, победившем ужасную Медузу Горгону и прекрасной Андромеде, дочери царя Кефея и царицы Кассиопеи, обречённой стать жертвой морского чудовища, у великого фламандца приобретает совершенно новое звучание.
Принцесса Андромеда уже не классическая античная красавица с выверенными пропорциями - художник наделил её чертами пышнотелой, дородной фламандской девушки с золотистыми волосами и пылающим румянцем на щеках. Необычайно воздушные, светлые, лессирующие краски её почти обнаженного тела, звучно контрастируют со стальными доспехами Персея, его сверкающим щитом с прикреплённой головой Горгоны, со всей могучей фигурой героя, изображенного с множеством деталей: крылатыми сандалиями на ногах, венком над головой, шлемом-невидимкой в руках амура.
Ещё один амур держит под уздцы Пегаса, крылатого коня, родившегося из капли крови убитой Горгоны. И этот конь не тонконогий скакун из древних мифов, а крепкий, белогривый фламандский жеребец, весь под стать своему наезднику.
Крылатая богиня победы - Ника, держащая лавровый венок над головой Персея, придаёт всему полотну характер торжественного действия, даже аллегории, так любимой Рубенсом. Противопоставление двух центральных движений на картине: решительного, уверенного порыва героя Персея и смущенного, стыдливого, невероятно женственного, встречного порыва царевны Андромеды, создаёт тонкую и, вместе с тем, «обнаженную» игру зарождающихся чувств влюблённых. Для художника не так важно соблюдение древнего сюжета, как воспевание пышущего здоровьем, крепкого, уверенного тела в трепетном и таком естественном сближении.
Цветовой строй произведения насыщен жемчужно-розовыми, перламутровыми, телесными, ярко-красными, золотистыми, светло-зелёными, ярко-бордовыми пятнами, гармонирующими между собой и создающими величественное, торжественное настроение происходящего. Великий мастер Рубенс в этом шедевре настоящий, подлинный, как никогда!