Девочка Алиса отдыхала со своей сестрой на лужайке,как вдруг,откуда ни возьмись, выскочил белый кролик в жилетке и с часами!Алиса,не раздумывая,бросилась за ним и провалилась в кроличью нору..Так она попала в Страну Чудес!Девочка летела очень долго,наконец упала и оказалась внутри какого-то коридора.Дверей в нём было множество,но они все оказывались слишком маленькими для Алисы.Она нашла пузырёк с надписью "Выпей меня!",и...Выпив его, уменьшилась до размеров мыши!Затем она обнаружила пирожок,который увеличил её так,что она стукнулась головой о потолок..Устроив наводнение из своих слёз,она до смерти напугала кролика,что он потерял свои перчатки,надев которые Алиса уменьшилась и чуть не утонула..После встречи со зверьками она опять встретила Белого Кролика,который, приняв девочку за свою служанку,приказал ей принести ему из дома перчатки..В доме у кролика Алиса опять начала расти,но ей волшебные печеньки,она уменьшилась и убежала...Девочка встретилась с синей гусеницей,с безобразной Герцогиней и маленьким поросёночком,Чеширским котом и безумным Шляпником,Мартовским зайцем и Соней,карточной королевой,грифоном и Черепахой Квази.Присутствовала на суде,где обвинялся валет,укравший крендели...И...проснулась!
По развитию сюжета кажется, что маляр проснется и мальчишек отлупит. Но маляр оказался добрым и снисходительным человеком. Под напускной грубостью крылась ласковость и нежность по отношению к детским шалостям. "Маляр оттрепал Ваську и грозил окунуть в ведерко, но скоро развеселился, гладил по спине Ваську и приговаривал: ― А ты не реви, дурашка. Такой же растет у меня в деревне. Что хозяйской краски извел, ду-ра… да еще ревет!. . С того случая маляр сделался нашим другом. Он пропел нам песенку и про темный лес, как срубили сосенку, как «угы-на-ли добра-молодца в чужу-дальнюю сы-торонушку… » Хорошая была песенка. И так жалостливо пел он ее, что думалось мне, ― не про себя ли и пел ее? Пел и еще песенки ― про «темную ноченьку, осеннюю» , и про «березыньку» и еще ― про «поле чистое» … Впервые тогда, на крыше сеней, почувствовал я неведомый мне дотоле мир, ― тоски и раздолья, ― таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую, прикрытую грубым одеянием. Тогда, на крыше сеней, в ворковании сизых голубков, в унылых звуках маляровой песни, приоткрылся мне новый мир ― и ласковой и суровой природы русской, в котором душа тоскует и ждет чего-то… Тогда-то, на ранней моей поре, ― впервые, может быть, ― почувствовал я силу и красоту народного слова русского, мягкость его и ласку, и раздолье. Просто пришло оно и ласково легло в душу. Потом ― я познал его: крепость его и сладость. И все узнаю его"…
"Маляр оттрепал Ваську и грозил окунуть в ведерко, но скоро развеселился, гладил по спине Ваську и приговаривал:
― А ты не реви, дурашка. Такой же растет у меня в деревне. Что хозяйской краски извел, ду-ра… да еще ревет!. .
С того случая маляр сделался нашим другом. Он пропел нам песенку и про темный лес, как срубили сосенку, как «угы-на-ли добра-молодца в чужу-дальнюю сы-торонушку… » Хорошая была песенка. И так жалостливо пел он ее, что думалось мне, ― не про себя ли и пел ее? Пел и еще песенки ― про «темную ноченьку, осеннюю» , и про «березыньку» и еще ― про «поле чистое» …
Впервые тогда, на крыше сеней, почувствовал я неведомый мне дотоле мир, ― тоски и раздолья, ― таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую, прикрытую грубым одеянием. Тогда, на крыше сеней, в ворковании сизых голубков, в унылых звуках маляровой песни, приоткрылся мне новый мир ― и ласковой и суровой природы русской, в котором душа тоскует и ждет чего-то… Тогда-то, на ранней моей поре, ― впервые, может быть, ― почувствовал я силу и красоту народного слова русского, мягкость его и ласку, и раздолье. Просто пришло оно и ласково легло в душу. Потом ― я познал его: крепость его и сладость. И все узнаю его"…