С любовью посвящаю Эдмунду Корку, чьи труды на благо Эркюля Пуаро я высоко ценю
Предисловие
Квартира Эркюля Пуаро была обставлена в основном современной мебелью. Она сияла хромом. Кресла с откидывающимися спинками, комфортабельные и мягкие, имели квадратные, четкие очертания.
В одном из таких кресел сидел Эркюль Пуаро, точно на середине сиденья. Напротив него, в другом кресле, сидел доктор Бёртон, член совета «Колледжа всех душ», и с удовольствием пил маленькими глотками вино Пуаро марки «Шато Мутон-Ротшильд». Доктор Бёртон не отличался аккуратностью. Он был толстый, неопрятный, и его румяное лицо под густой шевелюрой седых волос освещала добродушная улыбка. Он смеялся низким, хриплым смехом и имел привычку посыпать себя и все вокруг табачным пеплом. Тщетно Пуаро расставлял вокруг него многочисленные пепельницы.
— Скажите мне, почему Эркюль? — задал вопрос доктор Бёртон.
— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?
— Это вряд ли христианское имя, — усомнился гость. — Определенно языческое. Но почему? Вот что я хочу знать. Каприз отца? Прихоть матери? Семейные причины? Если я правильно помню — хотя моя память уже не та, что прежде, — у вас был брат по имени Ашиль, не так ли?
Пуаро быстро перебрал в памяти подробности карьеры Ашиля Пуаро. Неужели все это действительно произошло на самом деле?
— На протяжении короткого отрезка времени, — ответил он.
Доктор Бёртон тактично ушел от разговора об Ашиле Пуаро.
— Люди должны проявлять больше осторожности, давая имена своим детям, — продолжал размышлять он. — У меня есть внуки. Я знаю. Бланш, так зовут одну из них, — черная, как цыганка. Потом еще Дейрдре, Дейрдре Печальная, — она оказалась веселой и жизнерадостной. Что касается юной Пейшенс, то ее лучше было бы назвать Импейшенс и покончить с этим! А Диана — ну, Диана… — Старый специалист по античной филологии содрогнулся. — Она уже сейчас весит около ста семидесяти фунтов, а ведь ей всего пятнадцать лет! Говорят, это с возрастом пройдет, но мне так не кажется. Диана! Ее хотели назвать Еленой, но тут уж я решительно воспротивился. Зная, как выглядят ее отец и мать… И ее дед, если уж на то пошло! Я изо всех сил настаивал на Марте, или Доркас, или другом разумном имени, но все было напрасно, пустая трата слов. Странные люди эти родители…
Он тихо, с присвистом, хихикнул, и его маленькое пухлое личико сморщилось.
Пуаро вопросительно посмотрел на него.
— Представил себе эту воображаемую беседу. Как ваша мать и покойная миссис Холмс сидят и шьют или вяжут маленькие одежки и перебирают имена: Ашиль, Эркюль, Шерлок, Майкрофт…
Пуаро не разделял юмора своего друга.
— Как я понимаю, вы хотите сказать, что моя внешность не напоминает внешность Геракла?
Доктор Бёртон окинул взглядом Эркюля Пуаро, его маленькую, аккуратную фигурку в полосатых брюках, соответствующий черный жакет и изящный галстук-бабочку, окинул сыщика взглядом снизу вверх, от лакированных туфель до яйцевидной головы и огромных усов, украшающих верхнюю губу.
— Откровенно говоря, Пуаро, — ответил доктор Бёртон, — нет! Догадываюсь, — прибавил он, — что у вас никогда не хватало времени на изучение античной литературы?
— Это правда.
— Жаль. Жаль. Вы много упустили. Если б это зависело от меня, то всех надо было бы заставить изучать античную литературу.
Ярче, веселее становятся солнечные золотые лучи. На небе облака ярко-белого цвета, похожие на клубы дыма. Значительно прибавился день. Начинается таяние снега. Капельки, падающие с крыши, шумно звенят и сверкают на ослепительном солнце. На реках трескается лед, ломаясь на отдельные глыбы, постепенно разрушаясь и погружаясь в бегущие весенние воды.
В городе суетятся и гогочут воробьи. А на лесных опушках уже раздаются птичьи песни. Распевают синицы, перелетая с ветки на ветку. Звонко, весело отстукивает гимн весне дятел. В конце марта начинается прилет крылатых гостей — грачей, скворцов, жаворонков. Отдыхать им некогда — начинается строительство жилищ-гнезд. Далеко слышен их громкий радостный крик.
Набухают почки у деревьев. Кое-где появились подснежники, зацветает мать-и-мачеха. Во всю красу пушится верба. На полянках появляется первая изумрудная трава.
В мелких лужах проснулись, но еще молчаливы, лягушки. Ожили муравьиные колонии. В воздухе начинают кружиться мухи и жуки. На растениях вскоре закружатся бабочки, танцуя танец жизни и весны.
Просыпаются от зимней спячки звери. Выходят из берлог выспавшиеся медведи, ведя за собой неуклюжих медвежат. Из-под вороха листвы вылезают ежи. Весной белки, лисицы, зайцы линяют, меняя свой гардероб на более легкую шубку.
Все вокруг преображается. Воздух наполнен пьянящим ароматом счастья, любви, надежды. На лицах людей все чаще появляются улыбки, все чаще слышится озорной смех детворы.
Хочется творить, создавать, надеяться, верить, радоваться. Окунуться в юность матушки-природы, запечатлеть в памяти каждый раз захватывающие возрождение жизни! И весной наиболее ощущает гармонию — с собой, с окружающими, с природой.
Агата Кристи. Подвиги Геракла (сборник)
Эркюль Пуаро - 28
С любовью посвящаю Эдмунду Корку, чьи труды на благо Эркюля Пуаро я высоко ценю
Предисловие
Квартира Эркюля Пуаро была обставлена в основном современной мебелью. Она сияла хромом. Кресла с откидывающимися спинками, комфортабельные и мягкие, имели квадратные, четкие очертания.
В одном из таких кресел сидел Эркюль Пуаро, точно на середине сиденья. Напротив него, в другом кресле, сидел доктор Бёртон, член совета «Колледжа всех душ», и с удовольствием пил маленькими глотками вино Пуаро марки «Шато Мутон-Ротшильд». Доктор Бёртон не отличался аккуратностью. Он был толстый, неопрятный, и его румяное лицо под густой шевелюрой седых волос освещала добродушная улыбка. Он смеялся низким, хриплым смехом и имел привычку посыпать себя и все вокруг табачным пеплом. Тщетно Пуаро расставлял вокруг него многочисленные пепельницы.
— Скажите мне, почему Эркюль? — задал вопрос доктор Бёртон.
— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?
— Это вряд ли христианское имя, — усомнился гость. — Определенно языческое. Но почему? Вот что я хочу знать. Каприз отца? Прихоть матери? Семейные причины? Если я правильно помню — хотя моя память уже не та, что прежде, — у вас был брат по имени Ашиль, не так ли?
Пуаро быстро перебрал в памяти подробности карьеры Ашиля Пуаро. Неужели все это действительно произошло на самом деле?
— На протяжении короткого отрезка времени, — ответил он.
Доктор Бёртон тактично ушел от разговора об Ашиле Пуаро.
— Люди должны проявлять больше осторожности, давая имена своим детям, — продолжал размышлять он. — У меня есть внуки. Я знаю. Бланш, так зовут одну из них, — черная, как цыганка. Потом еще Дейрдре, Дейрдре Печальная, — она оказалась веселой и жизнерадостной. Что касается юной Пейшенс, то ее лучше было бы назвать Импейшенс и покончить с этим! А Диана — ну, Диана… — Старый специалист по античной филологии содрогнулся. — Она уже сейчас весит около ста семидесяти фунтов, а ведь ей всего пятнадцать лет! Говорят, это с возрастом пройдет, но мне так не кажется. Диана! Ее хотели назвать Еленой, но тут уж я решительно воспротивился. Зная, как выглядят ее отец и мать… И ее дед, если уж на то пошло! Я изо всех сил настаивал на Марте, или Доркас, или другом разумном имени, но все было напрасно, пустая трата слов. Странные люди эти родители…
Он тихо, с присвистом, хихикнул, и его маленькое пухлое личико сморщилось.
Пуаро вопросительно посмотрел на него.
— Представил себе эту воображаемую беседу. Как ваша мать и покойная миссис Холмс сидят и шьют или вяжут маленькие одежки и перебирают имена: Ашиль, Эркюль, Шерлок, Майкрофт…
Пуаро не разделял юмора своего друга.
— Как я понимаю, вы хотите сказать, что моя внешность не напоминает внешность Геракла?
Доктор Бёртон окинул взглядом Эркюля Пуаро, его маленькую, аккуратную фигурку в полосатых брюках, соответствующий черный жакет и изящный галстук-бабочку, окинул сыщика взглядом снизу вверх, от лакированных туфель до яйцевидной головы и огромных усов, украшающих верхнюю губу.
— Откровенно говоря, Пуаро, — ответил доктор Бёртон, — нет! Догадываюсь, — прибавил он, — что у вас никогда не хватало времени на изучение античной литературы?
— Это правда.
— Жаль. Жаль. Вы много упустили. Если б это зависело от меня, то всех надо было бы заставить изучать античную литературу.
Пуаро плечами.
— Eh bien, я и без нее добился больших успехов.
ответ:Остались позади короткие мрачные зимние дни. Кончилась вьюга, метель и … грусть.
Ярче, веселее становятся солнечные золотые лучи. На небе облака ярко-белого цвета, похожие на клубы дыма. Значительно прибавился день. Начинается таяние снега. Капельки, падающие с крыши, шумно звенят и сверкают на ослепительном солнце. На реках трескается лед, ломаясь на отдельные глыбы, постепенно разрушаясь и погружаясь в бегущие весенние воды.
В городе суетятся и гогочут воробьи. А на лесных опушках уже раздаются птичьи песни. Распевают синицы, перелетая с ветки на ветку. Звонко, весело отстукивает гимн весне дятел. В конце марта начинается прилет крылатых гостей — грачей, скворцов, жаворонков. Отдыхать им некогда — начинается строительство жилищ-гнезд. Далеко слышен их громкий радостный крик.
Набухают почки у деревьев. Кое-где появились подснежники, зацветает мать-и-мачеха. Во всю красу пушится верба. На полянках появляется первая изумрудная трава.
В мелких лужах проснулись, но еще молчаливы, лягушки. Ожили муравьиные колонии. В воздухе начинают кружиться мухи и жуки. На растениях вскоре закружатся бабочки, танцуя танец жизни и весны.
Просыпаются от зимней спячки звери. Выходят из берлог выспавшиеся медведи, ведя за собой неуклюжих медвежат. Из-под вороха листвы вылезают ежи. Весной белки, лисицы, зайцы линяют, меняя свой гардероб на более легкую шубку.
Все вокруг преображается. Воздух наполнен пьянящим ароматом счастья, любви, надежды. На лицах людей все чаще появляются улыбки, все чаще слышится озорной смех детворы.
Хочется творить, создавать, надеяться, верить, радоваться. Окунуться в юность матушки-природы, запечатлеть в памяти каждый раз захватывающие возрождение жизни! И весной наиболее ощущает гармонию — с собой, с окружающими, с природой.
Объяснение: