(Вольтер) Мыслитель полагал, что просвещённый монарх, используя реформы может построить "царство разума", что "добрый король есть лучший подарок какой небо может дать земле. Самое большое счастье для людей, - заявил он, - когда государь философ". Также он выступал сторонником просвещённой монархии, Особое место в его деятельности занимала борьба против стремления церкви поработить разум человека религиозными учениями. Мыслитель отрицал всякую пользу церковных обрядов и молений. Церковь он считал главным врагом Просвещения и своё отношение к ней выразил призывом: "Разрушьте старое здание обмана!", "Раздавите гадину!". При этом он верил в бога но представлял его как "философа на троне неба" законодателя правил природы и морали.
Пугачев, как бездомный скиталец, шатался по казачьим селениям из дома в дом и изучал характер и образ мыслей казаков. Остановился, наконец, в доме Данилы Шелудякова, показавшемся ему, вероятно, энергичнее других. Дни Пугачев проводил в простой работе, какую назначал ему хозяин, а на ночь уходил в отведенный ему для жилья амбар и там запирался. По полуночам он зажигал огонь и молился Богу, или только притворялся, что молится – все равно. Дело в том, что каждую ночь в амбаре его светился огонь.
Однажды Шелудяков, выйдя из избы на двор, заметил это и возымел подозрение: – Уж не ворожец ли, иль не шпион ли какой этот работник? – подумал казак и стал после того наблюдать за поступками Пугачева, чего, конечно, тот и добивался.
Убедившись, что Шелудяков подслушивает за стеной амбара, хитрый беглец дал волю своему изобретательному и пронырливому уму. Стоя перед иконой и отвешивая частые земные поклоны, он читал молитвы, но нарочно возвышал голос, чтобы быть слышиму. Молясь, Пугачев часто упоминал слова: «Император», «наследник», «престол», «враги» и т.п., словом, высказывал целые фразы, которые острее ножа впивались в сердце Шелудякова, мутили и будоражили ум его.
Некоторое время Шелудяков молчал, наконец, не вытерпел, затронутое любопытство взяло верх над страхом. Раз, когда Пугачев упражнялся в хитрой комедии, Шелудяков внезапно постучал к нему в дверь. Пугачев, загасив теплившуюся перед иконой свечу, впустил его, притворяясь при том оторопелым и испугавшимся.
– Что ты тут делаешь? – спросил Шелудяков Пугачева.
– Ничего, сплю, кормилец, – ответил Пугачев.
– Как спишь? Да у тебя сейчас, я видел, огонь светился!
– Ах, батюшка, виноват! Я не хотел говорить тебе, грешный человек! Я Богу молился! – проговорил, запинаясь, Пугачев.
– Знаю, знаю! – возразил Шелудяков. – А растолкуй-ка мне, что значит вот это. – Тут Шелудяков пересказал Пугачеву все то, что слышал, стоя за стеной амбара. Пугачев молчал, переминался. Шелудяков настаивали еще больше приставал к нему. Наконец, Пугачев зарыдал, без сомнения, притворно, повалился в ноги казаку и дрожащим голосом произнес:
– Отец родной, кормилец ты мой голубчик, не говори никому, если уж ты слышал … не выдавай меня. Я уйду от тебя и скроюсь, где-нибудь… я несчастный, я гоним судьбой. – Разумеется, этого было довольно для того, чтобы задеть и подстрекнуть любопытство необразованного казака, отуманить в нем рассудок и расшевелить чувства преданности к мнимому изгнаннику.
Когда разнеслась молва, что в доме Шелудякова оказалась такая высокая особа, явился в хутор, Бог знает откуда, неведомый человек, назвавшийся отставным солдатом. Услыхав от казаков об этом чуде, солдат сказал:
– Что за диво такое? Покажите-ка мне его… я, быть может, узнаю, что это за птица такая. Я служил в гвардии, видел Царя.
Казакам показалось это находкой. Они тотчас же привели солдата в дом, где находился Пугачев, чтобы узнать истину. Гордо, дерзко, с шумом и бранью солдат переступил порог дома, в намерении, казалось, обличить самозванца во лжи, но, взглянув на Пугачева, сидевшего за столом, солдат повалился на пол и с подобострастием произнес:
– Прости меня, батюшка Царь! Я давеча в тебе усомнился и теперь винюсь и каюсь в грехе своем!
(Вольтер) Мыслитель полагал, что просвещённый монарх, используя реформы может построить "царство разума", что "добрый король есть лучший подарок какой небо может дать земле. Самое большое счастье для людей, - заявил он, - когда государь философ". Также он выступал сторонником просвещённой монархии, Особое место в его деятельности занимала борьба против стремления церкви поработить разум человека религиозными учениями. Мыслитель отрицал всякую пользу церковных обрядов и молений. Церковь он считал главным врагом Просвещения и своё отношение к ней выразил призывом: "Разрушьте старое здание обмана!", "Раздавите гадину!". При этом он верил в бога но представлял его как "философа на троне неба" законодателя правил природы и морали.
Пугачев, как бездомный скиталец, шатался по казачьим селениям из дома в дом и изучал характер и образ мыслей казаков. Остановился, наконец, в доме Данилы Шелудякова, показавшемся ему, вероятно, энергичнее других. Дни Пугачев проводил в простой работе, какую назначал ему хозяин, а на ночь уходил в отведенный ему для жилья амбар и там запирался. По полуночам он зажигал огонь и молился Богу, или только притворялся, что молится – все равно. Дело в том, что каждую ночь в амбаре его светился огонь.
Однажды Шелудяков, выйдя из избы на двор, заметил это и возымел подозрение: – Уж не ворожец ли, иль не шпион ли какой этот работник? – подумал казак и стал после того наблюдать за поступками Пугачева, чего, конечно, тот и добивался.
Убедившись, что Шелудяков подслушивает за стеной амбара, хитрый беглец дал волю своему изобретательному и пронырливому уму. Стоя перед иконой и отвешивая частые земные поклоны, он читал молитвы, но нарочно возвышал голос, чтобы быть слышиму. Молясь, Пугачев часто упоминал слова: «Император», «наследник», «престол», «враги» и т.п., словом, высказывал целые фразы, которые острее ножа впивались в сердце Шелудякова, мутили и будоражили ум его.
Некоторое время Шелудяков молчал, наконец, не вытерпел, затронутое любопытство взяло верх над страхом. Раз, когда Пугачев упражнялся в хитрой комедии, Шелудяков внезапно постучал к нему в дверь. Пугачев, загасив теплившуюся перед иконой свечу, впустил его, притворяясь при том оторопелым и испугавшимся.
– Что ты тут делаешь? – спросил Шелудяков Пугачева.
– Ничего, сплю, кормилец, – ответил Пугачев.
– Как спишь? Да у тебя сейчас, я видел, огонь светился!
– Ах, батюшка, виноват! Я не хотел говорить тебе, грешный человек! Я Богу молился! – проговорил, запинаясь, Пугачев.
– Знаю, знаю! – возразил Шелудяков. – А растолкуй-ка мне, что значит вот это. – Тут Шелудяков пересказал Пугачеву все то, что слышал, стоя за стеной амбара. Пугачев молчал, переминался. Шелудяков настаивали еще больше приставал к нему. Наконец, Пугачев зарыдал, без сомнения, притворно, повалился в ноги казаку и дрожащим голосом произнес:
– Отец родной, кормилец ты мой голубчик, не говори никому, если уж ты слышал … не выдавай меня. Я уйду от тебя и скроюсь, где-нибудь… я несчастный, я гоним судьбой. – Разумеется, этого было довольно для того, чтобы задеть и подстрекнуть любопытство необразованного казака, отуманить в нем рассудок и расшевелить чувства преданности к мнимому изгнаннику.
Когда разнеслась молва, что в доме Шелудякова оказалась такая высокая особа, явился в хутор, Бог знает откуда, неведомый человек, назвавшийся отставным солдатом. Услыхав от казаков об этом чуде, солдат сказал:
– Что за диво такое? Покажите-ка мне его… я, быть может, узнаю, что это за птица такая. Я служил в гвардии, видел Царя.
Казакам показалось это находкой. Они тотчас же привели солдата в дом, где находился Пугачев, чтобы узнать истину. Гордо, дерзко, с шумом и бранью солдат переступил порог дома, в намерении, казалось, обличить самозванца во лжи, но, взглянув на Пугачева, сидевшего за столом, солдат повалился на пол и с подобострастием произнес:
– Прости меня, батюшка Царь! Я давеча в тебе усомнился и теперь винюсь и каюсь в грехе своем!