В рассказе Искандера рассказчиком является сам мальчик, он учится в 5 классе в Грузии. История происходила во время войны. Мальчик сам об этом рассказывает, и дразнит одноклассника Адольфа «Гитлером». Герой рассказа- шустрый, беглый мальчик, также как и другие ребята любил спорт. Однажды он не смог справиться с задачей в контрольной, также смеялся над одноклассниками, высмеиваемыми Харлампием Диогеновичем . С товарищами у них дружеские отношения, даже присутствует капля иронии. Мальчик описывает своих друзей: вечно благополучного Сахарова, скромного Алика, угрюмого Шурика. Однажды весь класс посмеялся над героем. Наш герой не смог решить задачу, и воспользовался визитом врачей в их класс. Когда же мальчика вызвали к доске, у него не хватило сил признаться в бессилии. Харлампий Диогенович понял, в чем же кроется его тайна, и высмеял поступок героя перед всем классом, сравнив его с Гераклом. Он высмеял его трусость, сказав, что герой совершил «тринадцатый подвиг Геракла»,которого на самом деле не было. В мальчике проснулась какая-то тревога
Тринадцатый подвиг Геракла отрывок из романа "Эрос на Олимпе" Яна Парандовского Как-то во время Олимпийских игр случилось так, что, когда никто не хотел вступать в противоборство с Гераклом, явился неизвестный муж, подобно дубу, и заявил, что готов состязаться с могучим атлетом. Борьба продолжалась долго, аж до солнечного заката, и Геракл не мог победить таинственного соперника. Было, однако, видно: тот тоже удивлен, что не уступил ему сын Алкмены. В конце выпустили они друг друга из объятий, которыми были связаны, как канатом, и, став напротив друг другу руки, как равный равному. — Ты кто? — спросил Геракл. — Я Зевс, царь богов и людей, а ты мой возлюбленный сын. Геракл оказался достойным своего небесного отца. Но насколько же более должен был гордиться Зевс, когда вскоре дошла до него весть о небывалом подвиге Геракла, деянии, которым он сам, достойный любовник всех нимф и прекрасных смертных женщин, похвалиться не мог. А случилось это в доме Феспия. Феспий, родом из священных Афин, был человеком зажиточным и отцом пятидесяти дочерей. Никто не будет на меня обижен, если я опущу имена этих девушек, перечисление которых доставляло хлопоты самым добросовестным мифографам древности. Вероятно, и сам отец ошибался в этом случае. Старый Феспий имел только одно желание: дождаться от многочисленного женского племени крепких внуков. Каждый раз, когда задумывался об этом, в мечтах представала перед ним великолепная фигура богатыря богатырей — сына голубоглазой Алкмены, того, кто Эриманфского вепря поднял на плечах и разорвал пасть льва, того, кто, шествуя по пыльным дорогам среди городов и селений, побеждал чудовищ и оплодотворял женщин божественным семенем. Так поджидал Феспий случая, когда богатырь с палицей вступит на его поля. И наконец дождался. Геракл явился, опережаемый бегущей перед ним шумной славой, уже тогда осенявшей золотистым венцом его молодую голову. Это был радостный день в доме Феспия. Колонны дворца убрали гирляндами зелени и разнообразных цветов, дочиста вымыли мраморные плиты пола, тоже усыпанного цветами, в зале для бесед в бронзовых сосудах зажгли светильники с маслами, а к дому, на место, где стоял алтарь Зевса, пригнали для принесения жертвы самых тучных волов. Вокруг отца, старца с белой, как снег, бородой, встали распахнутым веером его дочки-девицы. Их трепещущие от волнения тела были укрыты хитонами снежной белизны, а поверх — как кто изволил — накинули пеплос или гиматий — все цветное, расшитое, узорчатое, так что Гераклу, когда он подходил, казалось, что перед ним пестрые цветы, богато разросшиеся на клумбе, или многоцветная радуга на волнах водопада. Сердце богатыря взыграло от радости и счастья, Гость и хозяева приветствовали друг друга именем бога и приступили к жертвоприношению. Раз за разом от недрогнувшей руки служителя падали волы, наполняя воздух рыком, который приносит радость вечно живущим богам. После этого туши разделали, лучшие части отобрали для пира и отнесли на кухню, остальное сожгли на алтаре. Черный, едкий дым поднимался к небу прямым высоким столбом, свидетельствуя, что жертва эта богам особо приятна. После омовения Геракл, умащенный мягкими ладонями дочерей Феспия*, угождающих ему в радостном послушании, возлег на ложе для бесед и принял от хозяина большой двуручный кубок, увитый побегами плюща. Он не мешал, как другие, темного сока виноградных гроздей с водой из холодного родника — пил чистое вино, какое обычно только богам в жертву приносят. Не забывал и о еде**. Ежеминутно сменяли перед ним тарелки, подкладывали отборные куски, поливали отменным соусом. О, да, желудок убийцы Гидры не насытился бы привычным ужином смертных. Мясо, рыба, дичь, фрукты, сыры, печенья — все разом исчезало за крепостью его белых зубов, девушками даже овладело пугливое изумление. А когда охота к еде у всех ослабела, Геракл придержал при себе жбан старого вина, известного как “молоко Афр
