Написать сочинение по данному ! ранней весною, когда сойдет снег и подсохнет полегшая на зиму трава, в степи начинаются весенние палы. потоками струится подгоняемый ветром огонь, жадно пожирает он сухой аржанец, взлетает по высоким будыльям татарника, скользит по бурым верхушкам чернобыла, стелется по и после долго пахнет в степи горькой гарью от выжженной и потрескавшейся земли. кругом весело зеленеет молодая трава, трепещут над нею в голубом небе бесчисленные жаворонки, пасутся на кормовитой зеленке пролетные гуси и вьют гнезда осевшие на лето стрепета. а там, где палы, зловеще чернеет мертвая, обуглившаяся земля. не гнездует на ней птица, стороною обходит ее зверь, только ветер, крылатый и быстрый, пролетает над нею и далеко разносит сизую золу и едкую темную пыль. как выжженная палами степь, черна стала жизнь григория. он лишился всего, что было дорого его сердцу. все отняла у него, все порушила безжалостная смерть. остались только дети. но сам он все еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность для него и для похоронив аксинью, трое суток бесцельно скитался он по степи, но ни домой, ни в вешенскую не поехал с повинной. на четвертые сутки, бросив лошадей в одном из хуторов усть-хоперской станицы, он переправился через дон, пешком ушел и слащевскую дубраву, на опушке которой в апреле впервые была разбита банда фомина. еще тогда, в апреле, он слышал о том, что в дубраве оседло живут дезертиры. к ним и шел григорий, не желая возвращаться к фомину. несколько дней бродил он по огромному лесу. его мучил голод, но пойти куда-либо к жилью он не решился. он утратил со смертью аксиньи и разум и былую смелость. треск поломанной ветки, шорох в густом лесу, крик ночной птицы - все повергало его в страх и смятение. питался григорий недозрелыми клубники, какими-то крохотными грибками, листьями орешника - и сильно отощал. на исходе пятого дня его встретили в лесу дезертиры, к себе в землянку. их было семь человек. все они - жители окрестных хуторов - обосновались в дубраве с осени года, когда началась мобилизация. жили в просторной землянке по-хозяйски домовито и почти ни в чем не нуждались. ночами часто ходили проведывать семьи; возвращались, приносили хлеб, сухари, пшено, муку, картофель, а мясо не варево без труда добывали в чужих хуторах, изредка воруя скот. один из дезертиров, некогда служивший в 12-м казачьем полку, опознал григория, и его приняли без особых пререканий. григорий потерял счет томительно тянувшимся дням. до октября он кое-как прожил в лесу, но когда начались осенние дожди, а затем холода - с новой и неожиданной силой проснулась в нем тоска по детям, по родному чтобы как-нибудь убить время, он целыми днями сидел на нарах, вырезывал из дерева ложки, выдалбливал миски, искусно мастерил из мягких пород игрушечные фигурки людей и животных. он старался ни о чем не думать и не давать дороги к сердцу ядовитой тоске. днем это ему удавалось, но длинными зимними ночами тоска воспоминаний одолевала его. он подолгу ворочался на нарах и не мог заснуть. днем никто из жильцов землянки не слышал от него ни слова жалобы, но по ночам он часто просыпался, вздрагивая, проводил рукою по лицу - щеки его и отросшая за полгода густая борода были мокры от слез. ему часто снились дети, аксинья, мать и все остальные близкие, кого уже не было в живых. вся жизнь григория была в а казалось недолгим и тяжким сном. "походить бы ишо раз по родным местам, покрасоваться на детишек, тогда можно бы и помирать", - часто думал он. на провесне как-то днем неожиданно заявился чумаков. он был мокр по пояс, но по-прежнему бодр и суетлив. высушив одежду возле печурки, обогревшись, подсел к григорию на нары. - погуляли же мы, мелехов, с той поры, как ты от нас отбился! и под астраханью были, и в калмыцких поглядели на белый свет! а что крови чужой пролили - счету нету. у якова ефимыча жену взяли заложницей, имущество забрали, ну, он и остервенился, приказал рубить всех, кто советской власти служит. и зачали рубить всех подряд: и учителей, и разных там фельдшеров, и черт те кого только не рубили! а зараз - кончили и нас, совсем, - сказал он, вздыхая и все еще ежась от озноба. - первый раз разбили нас под тишанской, а неделю назад - под соломным. ночью окружили с трех сторон, оставили один ход на бугор, а там снегу - лошадям по с рассветом вдарили из пулеметов, и всех посекли пулеметами. я да сынишка фомина - только двое и он, фомин-то, давыдку своего с собой возил с самой осени. погиб и сам яков на моих глазах погиб. первая пуля попала ему в ногу, перебила коленную чашечку, вторая - в голову, наосклизь. до трех раз падал он с коня. остановимся, подымем, посадим в седло, а он проскачет трошки и опять
