написати твір мініатюру «Ми відповідальні за тих, кого приручили» за казкою-притчею А. де Сент-Екзюпері «Маленький принц»». По Українськи і не з інтернета
ГРОТЕСК, ЕГО ФУНКЦИИ И ЗНАЧЕНИЕ В ИЗОБРАЖЕНИИ ГОРОДА ГЛУПОВА И ЕГО ГРАДОНАЧАЛЬНИКОВ
Творчество Салтыкова-Щедрина, демократа, для которого самодержавно-крепостнический строй, царящий в России, был абсолютно неприемлем, имело сатирическую направленность. Писателя возмущало русское общество «рабов и господ» , бес¬чинство помещиков, покорность народа, и во всех своих про¬изведениях он обличал «язвы» общества, жестоко высмеивал его пороки и несовершенства. Так, начиная писать «Историю одного города» , Салтыков-Щедрин поставил перед собой цель обличить уродство, невозможность существования самодержавия с его общественными пороками, законами, нравами, высмеять все его реалии. Таким образом, «История одного города» — произведение сатирическое, доминирующим художественным средством в изображении истории города Глупова, его жителей и градона¬чальников является гротеск, прием соединения фантастичес¬кого и реального, создающий абсурдные ситуации, комические несоответствия. По сути, все события, происходящие в городе, являются гротеском. Жители его, глуповцы, «ведущие свой род от древнего племени головотяпов» , не умевших жить в самоуправлении и решивших найти себе повелителя, необы¬чайно «начальстволюбивы» . «Испытывающие безотчетный страх» , не самостоятельно жить, они «чувствуют себя сиротами» без градоначальников и считают ной строгостью» бесчинства Органчика, имевшего в голове ме¬ханизм и знавшего только два слова — «не потерплю» и «ра¬зорю» . Вполне «обычны» в Глупове такие градоначальники, как Прыщ с фаршированной головой или француз Дю-Марио, «при ближайшем рассмотрении оказавшийся девицей» . Одна¬ко своей кульминации абсурдность достигает при появлении Угрюм-Бурчеева, «прохвоста, задумавшего охватить всю все¬ленную» . Стремясь реализовать свой «систематический бред» , Угрюм-Бурчеев пытается все в природе сравнять, так устроить общество, чтобы все в Глупове жили по придуманному им самим плану, чтобы все устройство города было создано заново по его проекту, что приводит к разрушению Глупова его же жителями, беспрекословно выполняющими приказания «про¬хвоста» , и далее — к смерти Угрюм-Бурчеева и всех глуповцев, следовательно, исчезновению заведенных им порядков, как явления противоестественного, неприемлемого самой приро¬дой.
Очень интимное, личное чувство; очень затаенное, глубокое, не конца сформулированное опасение, что любовь может пройти мимо, не настичь - и вот восторг, облегчение, неостывающая радость и распахнутая планета... Эхо таких эмоций звучит в стихотворении Рождественского.
Но эти строки - не только о всепоглащающем чувстве "для одного". Автор словно предсказывает, предвосхищает такой же эмоциональный накал у своего читателя - того, кто пока по-прежнему таится в ожидании любви и опасении ее неприхода:
"Не сможешь ты уйти от этого огня!
Не спрячешься, не скроешься -
Любовь тебя настигнет!"
Неспроста в другом своем стихотворении поэт писал, что он «в ответе за всех влюбленных».
Ну а вообще-то очень жаль, что в нашей системе образования учат комментировать, а не чувствовать стихи. Безнадежное это дело, на мой взгляд. Это просто разрушает обаяние поэзии и меняет в корне смысл обращения к ней.
И даже вредное - вредное своей подменой пусть пока неопределенных, смутных, но своих собственных чувств читателя на слова критиков - возможно, и правильные слова, но чужие.
Так и учатся наши милые дети - те самые, которые "какие хорошие выросли" - не доверять своим собственным чувствам, словам, себе...
Творчество Салтыкова-Щедрина, демократа, для которого самодержавно-крепостнический строй, царящий в России, был абсолютно неприемлем, имело сатирическую направленность. Писателя возмущало русское общество «рабов и господ» , бес¬чинство помещиков, покорность народа, и во всех своих про¬изведениях он обличал «язвы» общества, жестоко высмеивал его пороки и несовершенства.
Так, начиная писать «Историю одного города» , Салтыков-Щедрин поставил перед собой цель обличить уродство, невозможность существования самодержавия с его общественными пороками, законами, нравами, высмеять все его реалии.
Таким образом, «История одного города» — произведение сатирическое, доминирующим художественным средством в изображении истории города Глупова, его жителей и градона¬чальников является гротеск, прием соединения фантастичес¬кого и реального, создающий абсурдные ситуации, комические несоответствия. По сути, все события, происходящие в городе, являются гротеском. Жители его, глуповцы, «ведущие свой род от древнего племени головотяпов» , не умевших жить в самоуправлении и решивших найти себе повелителя, необы¬чайно «начальстволюбивы» . «Испытывающие безотчетный страх» , не самостоятельно жить, они «чувствуют себя сиротами» без градоначальников и считают ной строгостью» бесчинства Органчика, имевшего в голове ме¬ханизм и знавшего только два слова — «не потерплю» и «ра¬зорю» . Вполне «обычны» в Глупове такие градоначальники, как Прыщ с фаршированной головой или француз Дю-Марио, «при ближайшем рассмотрении оказавшийся девицей» . Одна¬ко своей кульминации абсурдность достигает при появлении Угрюм-Бурчеева, «прохвоста, задумавшего охватить всю все¬ленную» . Стремясь реализовать свой «систематический бред» , Угрюм-Бурчеев пытается все в природе сравнять, так устроить общество, чтобы все в Глупове жили по придуманному им самим плану, чтобы все устройство города было создано заново по его проекту, что приводит к разрушению Глупова его же жителями, беспрекословно выполняющими приказания «про¬хвоста» , и далее — к смерти Угрюм-Бурчеева и всех глуповцев, следовательно, исчезновению заведенных им порядков, как явления противоестественного, неприемлемого самой приро¬дой.
Роберт Иванович очарователен! Настоящий, душевный, искренний разговор, но разговор - стихами.
Прекрасно чувство ожидания нового, обновляющего порыва, чувство предвкушения этого "просыпания" любви.
Очень интимное, личное чувство; очень затаенное, глубокое, не конца сформулированное опасение, что любовь может пройти мимо, не настичь - и вот восторг, облегчение, неостывающая радость и распахнутая планета... Эхо таких эмоций звучит в стихотворении Рождественского.
Но эти строки - не только о всепоглащающем чувстве "для одного". Автор словно предсказывает, предвосхищает такой же эмоциональный накал у своего читателя - того, кто пока по-прежнему таится в ожидании любви и опасении ее неприхода:
"Не сможешь ты уйти от этого огня!
Не спрячешься, не скроешься -
Любовь тебя настигнет!"
Неспроста в другом своем стихотворении поэт писал, что он «в ответе за всех влюбленных».
Ну а вообще-то очень жаль, что в нашей системе образования учат комментировать, а не чувствовать стихи. Безнадежное это дело, на мой взгляд. Это просто разрушает обаяние поэзии и меняет в корне смысл обращения к ней.
И даже вредное - вредное своей подменой пусть пока неопределенных, смутных, но своих собственных чувств читателя на слова критиков - возможно, и правильные слова, но чужие.
Так и учатся наши милые дети - те самые, которые "какие хорошие выросли" - не доверять своим собственным чувствам, словам, себе...