Познакомились мы на рыбалке, понравились друг другу и стали встречаться примерно раз в неделю.
Это был редчайшей душевной тонкости человек. Его коллеги говорили, что он первоклассный биолог, гордость института.
Друзья считали его необыкновенно доверчивым чело¬веком. Я тоже видел это и никак не мог понять до конца. Что это? Львиная храбрость духа, который не боится ударов жизни и не выставляет никаких сторожевых постов? Обаяние натуры щедрой, доброй, никогда не стремящейся выскочить вперед и отцапать побольше от жизни и поэтому не наживающей себе врагов? Думаю, и то, и это.
Вариант лжи и зла просто никогда не приходил ему в голову. Разумеется, бывали люди, которые его обманы¬вали или подводили с низкими, корыстными целями. К таким людям он испытывал потом хроническое отвращение. Он им не мстил, но прощения им не было во веки веков. Это была какая-то музыкальная злопамятность.
Однажды в компании речь зашла об одном известном в городе человеке, который почти насильно запихнул свою мать в дом престарелых.
«А что вы удивляетесь? — сказал мой друг. — Я с ним учился в школе. Этот негодяй в седьмом классе сбросил кошку с третьего этажа» .
Приходя ко мне домой, он обычно рассказывал забавные истории о самом себе, своих коллегах-чудаках, о должниках — а одалживал он направо и налево. Особенно много рассказывал он о своем профсоюзном боссе.
Однажды мой друг сидел в заполненном автобусе, и шофер уже закрыл дверь, когда он заметил в толпе осаждающих автобус профсоюзного босса. Тот, потрясая вы¬соко поднятым портфелем, давал знать шоферу, что важность содержимого требует немедленной доставки портфеля совместно с его владельцем.
Шофер некоторое время держался, а потом его сердце дрогнуло, и он открыл дверь, куда хлынули люди.
Как только профсоюзный босс очутился в автобусе, он немедленно стал ругать шофера, что тот впускает людей в переполненный транспорт. «Классический пример разорванности сознания», — хохоча заключил он свой рассказ.
_ Но больше всего я любил наши разговоры с ним после рыбалки. Мы говорили с ним о Средиземноморье, о золотом сне Новгорода, о влиянии мутагенных веществ на наследственные процессы, об искусстве XX века, о сочинениях Платона, об интуиции Столыпина.
Как же я любил его в эти часы! «Нет, — думал я, — не может сгинуть страна, в которой есть такие люди! »
Познакомились мы на рыбалке, понравились друг другу и стали встречаться примерно раз в неделю.
Это был редчайшей душевной тонкости человек. Его коллеги говорили, что он первоклассный биолог, гордость института.
Друзья считали его необыкновенно доверчивым чело¬веком. Я тоже видел это и никак не мог понять до конца. Что это? Львиная храбрость духа, который не боится ударов жизни и не выставляет никаких сторожевых постов? Обаяние натуры щедрой, доброй, никогда не стремящейся выскочить вперед и отцапать побольше от жизни и поэтому не наживающей себе врагов? Думаю, и то, и это.
Вариант лжи и зла просто никогда не приходил ему в голову. Разумеется, бывали люди, которые его обманы¬вали или подводили с низкими, корыстными целями. К таким людям он испытывал потом хроническое отвращение. Он им не мстил, но прощения им не было во веки веков. Это была какая-то музыкальная злопамятность.
Однажды в компании речь зашла об одном известном в городе человеке, который почти насильно запихнул свою мать в дом престарелых.
«А что вы удивляетесь? — сказал мой друг. — Я с ним учился в школе. Этот негодяй в седьмом классе сбросил кошку с третьего этажа» .
Приходя ко мне домой, он обычно рассказывал забавные истории о самом себе, своих коллегах-чудаках, о должниках — а одалживал он направо и налево. Особенно много рассказывал он о своем профсоюзном боссе.
Однажды мой друг сидел в заполненном автобусе, и шофер уже закрыл дверь, когда он заметил в толпе осаждающих автобус профсоюзного босса. Тот, потрясая вы¬соко поднятым портфелем, давал знать шоферу, что важность содержимого требует немедленной доставки портфеля совместно с его владельцем.
Шофер некоторое время держался, а потом его сердце дрогнуло, и он открыл дверь, куда хлынули люди.
Как только профсоюзный босс очутился в автобусе, он немедленно стал ругать шофера, что тот впускает людей в переполненный транспорт. «Классический пример разорванности сознания», — хохоча заключил он свой рассказ.
_ Но больше всего я любил наши разговоры с ним после рыбалки. Мы говорили с ним о Средиземноморье, о золотом сне Новгорода, о влиянии мутагенных веществ на наследственные процессы, об искусстве XX века, о сочинениях Платона, об интуиции Столыпина.
Как же я любил его в эти часы! «Нет, — думал я, — не может сгинуть страна, в которой есть такие люди! »
(По Ф. Искандеру. )