Лев Толстой родился в аристократической русской семье. Он рано потерял родителей, и его воспитывали родственники. Он оставил Казанский университет и занялся делами в имении своих родителей, проводя при этом большую часть времени в Москве и Санкт-Петербурге, где его закружил вихрь распутной и расточительной светской жизни. Вскоре Толстой осознал бесцельность своего существования и, глубоко презирая самого себя, отправился в 1851 году на Кавказ в действующую армию. Там он стал работать над своим первым романом "Детство. Отрочество. Юность". Через год, когда роман опубликовали, Толстой стал литературной знаменитостью. В 1862 году 34-летний Толстой женился на 18-лет ней Софье (Соне) Андреевне Бернс. За годы их супружеской жизни в семье родилось 13 детей. Романы, повести и рассказы, написанные Толстым, сделали его богатым и знаменитым. Семейная его жизнь сложилась относительно счастливо. Не смотря на все это, Толстой был неудовлетворен самим собой. На последних этапах работы над романом "Анна Каренина" он перенес тяжелый моральный и духовный кризис. Он пытался найти смысл жизни и даже подумывал о самоубийстве. Его душевные страдания закончились, когда он открыл для себя религию и понял, что вера в Бога дает смысл человеческому существованию и объединяет людей в братство всеобщей любви и справедливости. Нагорная проповедь стала его жизненным кредо. Желая жить в полном соответствии со своими новыми убеждениями, Толстой начал носить крестьянскую одежду, стал заниматься тяжелым крестьянским трудом и даже попытался избавиться от своего богатства. Он передал всю свою недвижимость жене и детям, а также передал Софье все права на публикацию своих литературных произведений. Изменился даже стиль и язык произведений Толстого. Он стал писать нравоучительные рассказы и религиозные эссэ. У
Илья Ильич проснулся часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал страх, тоска и досада. Его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на
Обломов накануне получил от своего старосты письмо неприятного содержания. Речь шла о неурожае, недоимках, уменьшении дохода и т. п. Это письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Предстояло думать о принятии каких-нибудь мер. Илья Ильич и раньше заботился о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в управлении своим имением.
Предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись и нарушали покой. Обломов сознавал необходимость предпринять что-нибудь решительное.
Он, как только проснулся, тотчас же решил встать, умыться и, напившись чаю, заняться этим делом как следует.
Но потом он рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить в постели, потому что ничто не мешает думать и лежа.
Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.
- Что ж это я в самом деле? - сказал он вслух с досадой. - Надо
совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и..."
Илья Ильич проснулся часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал страх, тоска и досада. Его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на
Обломов накануне получил от своего старосты письмо неприятного содержания. Речь шла о неурожае, недоимках, уменьшении дохода и т. п. Это письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.
Предстояло думать о принятии каких-нибудь мер. Илья Ильич и раньше заботился о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в управлении своим имением.
Предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись и нарушали покой. Обломов сознавал необходимость предпринять что-нибудь решительное.
Он, как только проснулся, тотчас же решил встать, умыться и, напившись чаю, заняться этим делом как следует.
Но потом он рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить в постели, потому что ничто не мешает думать и лежа.
Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.
- Что ж это я в самом деле? - сказал он вслух с досадой. - Надо
совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и..."