Чехов считал, что настоящий человек должен быть свободным в душе. В поведение русского человека, воспитанного в традициях чинопочитания, преклонения перед власть имущими, въелись некоторые особенности, которые Чехов считал проявлениями раба. Он сам всю жизнь боролся с этими проявлениями в самом себе, выдавливал из себя раба, как он говорил. И был очень чуток к проявлениям рабского поведения в других людях. Об этом рассказы «Толстый и тонкий» и «Смерть чиновника». Цель этих произведений в том, чтобы привлечь внимание к проблеме, чтобы люди увидели, как их поведение выглядит со стороны — не в кривом, а в чистом и светлом зеркале объективности. На фоне глупости, чрезмерной трусости и, наконец, назойливости чиновника условность и утрированность характера, поведения чихнувшего видны особенно резко. Чиновник чем далее, тем более по-идиотски ведет себя; он еще и "помирает" от всего этого. Вот как описана смерть Червякова: "Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван, и... помер". Уже и во всей второй половине рассказа его поведение переходит пределы бытового правдоподобия: слишком он труслив, слишком назойлив, так в жизни не бывает. В концовке Чехов совсем резок, открыт. Этим "помер" он выводит рассказ (новеллу) за рамки бытового реализма, между "...чихнул..." и "...помер" внутренняя дистанция чересчур велика. Здесь — прямая условность, насмешка, казус. Поэтому рассказ этот ощущается как вполне юмористический: смерть воспринимается как несерьезность, условность, обнажение приема, ход. Писатель смеется, играет, само слово "смерть" не берет всерьез. В столкновении смеха и смерти торжествует смех. Он и определяет общую тональность произведения.
На фоне глупости, чрезмерной трусости и, наконец, назойливости чиновника условность и утрированность характера, поведения чихнувшего видны особенно резко. Чиновник чем далее, тем более по-идиотски ведет себя; он еще и "помирает" от всего этого. Вот как описана смерть Червякова: "Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван, и... помер". Уже и во всей второй половине рассказа его поведение переходит пределы бытового правдоподобия: слишком он труслив, слишком назойлив, так в жизни не бывает. В концовке Чехов совсем резок, открыт. Этим "помер" он выводит рассказ (новеллу) за рамки бытового реализма, между "...чихнул..." и "...помер" внутренняя дистанция чересчур велика. Здесь — прямая условность, насмешка, казус. Поэтому рассказ этот ощущается как вполне юмористический: смерть воспринимается как несерьезность, условность, обнажение приема, ход. Писатель смеется, играет, само слово "смерть" не берет всерьез. В столкновении смеха и смерти торжествует смех. Он и определяет общую тональность произведения.