Найти характерные средства выразительности в стихотворении: Создав Адама, Бог
Сосуд с благами взял и молвил: "Надо
Излить их все, и каждое - в свой срок,
Чтоб, на земле рассеянные клады
Найдя, Адам берег".

Мощь пролилась рекой,
Краса и мудрость, слава, наслажденье
Излились в очередности такой.
На дне же, как ценнейшее владенье, -
Господь сокрыл покой.

"Коль сей алмаз отдам
На украшенье твари, ей в угоду, -
И это благо благ найдет Адам
В природе, а не в Господе природы, -
Беда обоим нам.

Так спрячем эту суть,
Чтобы душа Адамова металась,
Ища покоя... Чтоб когда-нибудь,
Пусть не любовь познав, так хоть усталость,
Он пал бы мне на грудь!.."

Сурков с неслыханной тогда прямотой и резкостью говорил о том вреде, который принесла фанфарная поэзия и барабанная литература ( разумеется, разговор об их военно-политических и пропагандистских источниках был невозможен. До войны мы часто дезориентировали читателя насчет подлинного характера будущих испытаний. Мы слишком «облегченно» изображали войну. Война в нашей поэзии выглядела как парад на Красной площади. По чисто подметенной брусчатке рубит шаг пехота, идут танки и артиллерия всех калибров. Идут люди веселые, сытые. Звучит непрекращающееся «ура». До войны мы читателю подавали будущую войну в пестрой конфетной обертке, а когда эта конфетная обертка двадцать второго июня развернулась, из нее вылез скорпион, который больно укусил нас за сердце, - скорпион реальности, трудной большой войны. «Никем непобедимым пришлось долго и унизительно пятиться. Воюющему соотечественнику пришлось справляться не только с танками, которые на него лезли, с самолетами, которые валили на его голову тысячи тонн рваного железа, но и вытравлять из души конфетную «идеологию», которой мы его обкормили. Война в Испании, наши «малые» войны - Халкин-Голский конфликт, финская компания, в которых выявилось, что мы вовсе не так могучи и умелы, как об этом громко трубили с самых высоких трибун, что победы даже над явно более слабым противником даются нам отнюдь не 'малой кровью', настроили некоторых писателей, главным образом тех, кому довелось побывать под огнем, понюхать пороха современной войны, на серьезный лад, вызвали у них отталкивание от шапкозакидательства, от победных литавр, от угодливой лакировки. Эта тенденция отчетливо проявилась в «Испанском дневнике» М. Кольцова, в написанных К. Симоновым после Халкин- Гола книге стихов «соседям по юрте» пьесе «Парень из нашего города», ставшей самым популярным сценическим произведением первого года Отечественной войны, в стихах А. Суркова и А. Твардовского, навеянных впечатлением финской кампании. Другое дело, что даже эти писатели, не отвернувшийся от суровой правды войны, никто из них, - не могли себе представить, каким тяжелым и жестоким испытанием будет надвигающееся на нас испытание, в самом страшном сне не могло им привидеться, что война будет продолжаться долгих, казавшихся бесконечными четыре года, что враг дойдет до Москвы и Ленинграда, до Сталинграда и Кавказа. Хлебнув в первые дни войны во время отступления на Западном фронте горячего до слез, Симонов напишет полные тоски и боли строки, которые будут опубликованы только через четверть века: «Да, война не такая, какой мы писали ее, - Это горькая шутка.» Говорят, что первой жертвой на войне становится правда. Когда к одному из недавних юбилеев победы над фашистской Германией надумали выпустить книжкой сводки Совинформбюро, то, перечитав их, от этой идеи отказались - очень уж многое требовало серьезных уточнений исправлений, опровержений. Власти предержащие правды боялись, неприглядную правду старались припудрить, даже скрыть (о сдаче врагу некоторых крупных городов Совинформбюро не сообщало), но правды жаждал воюющий народ, она была ему необходима, чтобы самоотверженно сражаться, надо осознать масштаб нависшей над страной опасности.

В рассказе «Беда» Михаила Зощенко говорится о вечной проблеме простого русского человека — пьянстве. История Егора Иваныча Глотова, крестьянина из деревни Гнилые Прудки, печальна и в чем-то типична. Пьянство разрушило его мечту, к которой он шел два года. И случилось это пьянство не со зла, а от открытой и доброй души. Два года Егор Иваныч копил деньги на лошадь, не тратил лишнего, экономил на еде, не курил. И уж, конечно, не пил: «что до самогона, то забыл, какой вкус в нём. То есть как ножом отрезало — не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей. А вспомнить, конечно, тянуло». И вот деньги собраны. Долгожданная покупка лошади становится для Егора Иваныча настоящим праздником. Он может купить лошадь в деревне, но засовывает деньги в сапог и идет в город, «чтобы по-настоящему». Михаил Зощенко колоритным, живым и остроумным языком описывает процесс покупки лошади. Продавец делает вид, «что не очень-то заинтересован, купят ли у него лошадь». Так принято. Очень интересно проходит торг: «Егор Иваныч хлопал себя по голенищу, дважды снимал сапог, вытаскивая деньги, и дважды надевал снова, божился, вытирал рукой слёзы, говорил, что он шесть лет лопал солому, и что ему до зарезу нужна лошадь...». В итоге Егор Иваныч приобретает лошадь, как говорится, «со скидкой». Правда, лошадь «неинтересного цвета», но не цветом(а как строится не знаю) же пахать, в самом деле. Зощенко с юмором описывает ритуалы покупки: Егор Иваныч на радостях бросает шапку наземь и топчет ее — в знак окончательного согласия с ценой. Широкая русская душа героя хочет поделиться с другими своей радостью. Хочется рассказать о торге, похвастаться своей смекалкой, бескорыстно угостить и порадовать других. Встретив малознакомого мужика, Егор Иваныч ведет его в кабак. Это кончается запоем, в котором герой просто пропивает купленную лошадь. Приятель пытается утешить героя, хотя понимает, что тот сам виноват. А Егор Иваныч возвращается домой в большом горе. Он крепко задумался. Выходит, зря он два года во всем себе отказывал? Лишь для того, чтобы «клюкнуть» как следует? Чтобы «было что вспомнить»? Есть надежда, что после этого случая воля героя укрепится, он сможет удерживаться от соблазнов. Но кто его знает. Открытая, добрая, бесхитростная душа русского крестьянина в недоумении. Он чувствует себя обманутым