Ну-с, так вот что! раз данило (в праздник, помнится, то было), натянувшись зельно пьян, затащился в . что ж он видит? прекрасивых двух коней золотогривых да игрушечку-конька ростом только в три вершка, на спине с двумя горбами да с аршинными ушами. "хм! теперь-то я узнал, для чего здесь дурень спал! " - говорит себе данило. чудо разом хмель посбило. вот данило в дом бежит и гавриле говорит: "посмотри, каких красивых двух коней золотогривых наш дурак себе достал: ты и слыхом не слыхал". и данило да гаврило, что в ногах их мочи было, по крапиве прямиком так и дуют босиком. спотыкнувшися три раза, починивши оба глаза, потирая здесь и там, входят братья к двум коням. кони ржали и храпели, очи яхонтом горели; в мелки кольца завитой, хвост струился золотой, и алмазные копыты крупным жемчугом обиты. любо-дорого смотреть! лишь царю б на них сидеть. братья так на них смотрели, что чуть-чуть не окривели. "где он это их достал? - старший среднему сказал, - но давно уж речь ведется, что лишь дурням клад дается, ты ж хоть лоб себе разбей, так не выбьешь двух рублей. ну, гаврило, в ту седьмицу отведем-ка их в столицу; там боярам продадим, деньги ровно поделим. а с деньжонками, сам знаешь, и попьешь и погуляешь, только хлопни по мешку. а благому дураку не достанет ведь догадки, где гостят его лошадки, пусть их ищет там и сям. ну, приятель, по рукам! " братья разом согласились, обнялись, перекрестились и вернулися домой, говоря промеж собой про коней, и про пирушку, и про чудную зверушку. время катит чередом, час за часом, день за днем, - и на первую седьмицу братья едут в град-столицу, что б товар свой там продать и на пристани узнать, не пришли ли с кораблями немцы в город за холстами и нейдет ли царь салтан басурманить христиан? вот иконам , у отца благословились, взяли двух коней тайком и отправились тишком. вечер к ночи пробирался, на ночлег иван собрался; вдоль по улице идет, ест краюшку да поет. вот он поля достигает, руки в боки подпирает и с прискочкой, словно пан, боком входит в . все по-прежнему стояло, но коней как не бывало; лишь игрушка-горбунок у его вертелся ног, хлопал с радости ушами да приплясывал ногами. как завоет тут иван, опершись о : "ой вы, кони буры-сивы, добры кони златогривы! я ль вас, други, не ласкал, да какой вас черт украл? чтоб пропасть ему, собаке! чтоб издохнуть в буераке! чтоб ему на том свету провалиться на мосту! ой вы, кони буры-сивы, добры кони златогривы! " тут конёк ему заржал. "не тужи, иван, - сказал, - велика беда, не спорю; но могу я горю. ты на черта не клепли: братья коников свели. ну, да что болтать пустое, будь, иванушка, в покое. на меня скорей садись, только знай себе держись; я хоть росту небольшого, да сменю коня другого: как пущусь да побегу, так и беса настигу". тут конёк пред ним ложится. на конька иван садится, уши в загреби берет, что есть мочушки ревет. горбунок-конёк встряхнулся, встал на лапки, встрепенулся, хлопнул гривкой, захрапел и стрелою полетел; только пыльными клубами вихорь вился под ногами, и в два мига, коль не в миг, наш иван воров настиг. братья, то есть, испугались, зачесались и замялись. а иван им стал кричать: "стыдно, братья, воровать! хоть ивана вы умнее, да иван-то вас честнее: он у вас коней не крал". старший, корчась, тут сказал: "дорогой наш брат, иваша! что переться, - дело наше; но возьми же ты в расчет некорыстный наш живот. сколь пшеницы мы не сеем, чуть насущный хлеб имеем. до оброков ли нам тут? а исправники дерут. вот с такой большой печали мы с гаврилой толковали всю намеднишнюю ночь - чем бы горюшку ? так и этак мы вершили, наконец вот так решили: чтоб продать твоих коньков хоть за тысячу рублёв. а в , молвить к слову, тебе обнову - красну шапку с позвонком да сапожки с каблучком. да к тому ж старик неможет, работать уже не может; а ведь надо ж мыкать век, - сам ты умный человек! " "ну, коль этак, так ступайте, - говорит иван, - продайте златогривых два коня, да возьмите ж и меня". братья больно покосились, да нельзя же! согласились. стало на небе темнеть; воздух начал холодеть; вот, чтоб им не заблудиться, решено остановиться. под навесами ветвей привязали всех коней, принесли с естным лукошко, опохмелились немножко и пошли, что боже даст, кто во что из них горазд. вот данило вдруг приметил, что огонь вдали засветил. на гаврилу он взглянул, левым глазом подмигнул и прикашлянул легонько, указав огонь тихонько. тут в затылке почесал, "эх, как темно! - он сказал. - хоть бы месяц этак в шутку к нам проглянул на минутку, все бы легче. а теперь, право, хуже мы да постой- мне сдается, что дымок там светлый видишь, так и вот бы курево развесть! чудо было а послушай, побегай-ка, брат ванюша. а, признаться, у меня ни огнива, ни кремня". сам же думает данило: "чтоб тебя там задавило! " а гаврило говорит: "кто пень знает, что горит! коль станичники пристали - поминай его, как звали! " как можно озаглавить эту часть
