Автограф на рехстаге Город выл, колыхался от шквального вихря и гула, — За его злодеяния вот и расплата пришла! Глухо сыпались стены домов, этажи оседали, И железные крыши срывались, летя в небеса.
Вдоль прострелянных улиц, как свечи горели деревья, В городское метро устремилась рекою вода. Бомбовые налеты вздымали военную вьюгу И ракеты, и танки глушили становье врага!
А на озере Лебедь в саду, на окраине града, Затихает берлинского штурма большая страда. Очумелые женщины, в омут швырнув своих киндер, Собираются сами разделаться с жизнью своей.
Среди рыб перевёрнутых, тины озерной и грязи Их за космы таскали Дикун и ефрейтор Цветков. Поблизу старшина Мусиенко сидел на лафете орудья, Ясеневую трубку свою старина преспокойно курил.
И когда обалделые фрау из смертного вышли экстаза — С криком раненых птиц заслоняли руками детей, Целовали солдат, подаривших им небо и солнце… — Старшина отвернулся и под ноги плюнул презренно.
У него в Таганроге отца расстреляли фашисты И сестру, изнасиловав, в рабство угнали из дома. Над Берлином затмение черного дыма и гари На помятый рейхстаг, на озёрную рябь оседает.
Выпил пива баварского всласть старшина Мусиенко, На позорной стене исторический вывел автограф: «Нет лучшего блага,
Город выл, колыхался от шквального вихря и гула, —
За его злодеяния вот и расплата пришла!
Глухо сыпались стены домов, этажи оседали,
И железные крыши срывались, летя в небеса.
Вдоль прострелянных улиц, как свечи горели деревья,
В городское метро устремилась рекою вода.
Бомбовые налеты вздымали военную вьюгу
И ракеты, и танки глушили становье врага!
А на озере Лебедь в саду, на окраине града,
Затихает берлинского штурма большая страда.
Очумелые женщины, в омут швырнув своих киндер,
Собираются сами разделаться с жизнью своей.
Среди рыб перевёрнутых, тины озерной и грязи
Их за космы таскали Дикун и ефрейтор Цветков.
Поблизу старшина Мусиенко сидел на лафете орудья,
Ясеневую трубку свою старина преспокойно курил.
И когда обалделые фрау из смертного вышли экстаза —
С криком раненых птиц заслоняли руками детей,
Целовали солдат, подаривших им небо и солнце… —
Старшина отвернулся и под ноги плюнул презренно.
У него в Таганроге отца расстреляли фашисты
И сестру, изнасиловав, в рабство угнали из дома.
Над Берлином затмение черного дыма и гари
На помятый рейхстаг, на озёрную рябь оседает.
Выпил пива баварского всласть старшина Мусиенко,
На позорной стене исторический вывел автограф:
«Нет лучшего блага,