произведениям пушкина свойственны символические образы.именно они определили поэтику таких произведений поэта, как поэма “медный всадник” и повесть “пиковая ”. присутствуют символические образы и в пушкинской “капитанской дочке”. автор вводит их для того, чтобы постичь хотя бы контуры того явления, которое называется “ бунтом”, и чтобы познать, как-то определить личность простого казака, ставшего вождем народного восстания.с первым образом-символом мы встречаемся в то время, когда петр гринев следует в оренбург. это — метель. по дороге ямщик указал гриневу на маленькое облачко и предложил вернуться назад и переждать, так как это облачко предвещало большой буран, один из тех, что часто встречаются в этой местности и приносят огромные беды. не послушав предостережений ямщика и савельича, молодой дворянин принимает решение ехать дальше. прошло совсем немного времени, и “облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. ветер завыл; сделалась метель. в одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. все исчезло”. не видя дороги, кони остановились. неизвестно, что бы могло произойти, если бы потерявшиеся путники не заметили вдруг “ предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу”. этим предметом оказался человек.читая страницы, где идет описание метели, мы не замечаем в этом природном явлении ничего символического — метели в этой местности явление обычное. но позже, когда нам становится понятно, что этим человеком был пугачев и мы мысленно возвращаемся к событиям метели, то становится ясней ясного, что метель — грозное проявление стихии природы — символ, выражающий и могучую стихию народного мятежа, народного восстания, бунта. вот почему именно из метели появляется пугачев и почему он стоит, в отличие от дворянина гринева, “на твердой полосе”.поравнявшись с незнакомым человеком, гринев называет его “мужичком”, “дорожным”. на постоялом дворе и во время прощания он уже величает его “вожатым”, то есть — проводником. пушкин придает пугачеву символический образ вожатого. и это тоже мы понимаем позже, тогда, когда убеждаемся, что пугачев вывел гринева не только из метели, как природного явления, а и из мятежа, который, скорее всего, смел бы гринева.символичен и сон гринева, который он видит сразу же после встречи с вожатым — пугачевым. на первый взгляд — обыкновенная нелепица, которая может присниться каждому человеку. но потом, сравнивая все события, которые происходили с гриневым, мы узнаем в чернобородом человеке, который привиделся молодому дворянину во сне и которого мать гринева назвала его крестным отцом, — вожатого, а значит, пугачева.но чернобородый мужик это даже не сам пугачев, это поэтический образ могучего народного характера. а мертвые тела в комнате — жертвы восстания пугачева.символичны и ласковые слова чернобородого мужика — “не ” подумаешь — абсурд, как можно не бояться, когда вокруг мертвые тела. но зная, как развивались события после сна, мы действительно убеждаемся, что гриневу не стоило бояться: пугачев обошелся с ним по-человечески, делал ему только добро.
Давно тому назад, в городе Тифлизе, жил один богатый турок; много аллах дал ему золота, но дороже золота была ему единственная дочь Магуль-Мегери: хороши звезды на небеси, но за звездами живут ангелы, и они еще лучше, так и Магуль-Мегери была лучше всех девушек Тифлиза. Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб; пророк не дал ему ничего, кроме высокого сердца — и дара песен; играя на саазе (балалайка турец<кая>) и прославляя древних витязей Туркестана, ходил он по свадьбам увеселять богатых и счастливых; — на одной свадьбе он увидал Магуль-Мегери, и они полюбили друг друга. Мало было надежды у бедного Ашик-Кериба получить ее руку — и он стал грустен как зимнее небо.
Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул; в это время шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика (балалаечник), отстала и подошла к нему: «Что ты спишь под виноградником, — запела она, — вставай, безумный, твоя газель идет мимо»; он проснулся — девушка порхнула прочь, как птичка; Магуль-Мегери слышала ее песню и стала ее бранить: «Если б ты знала, — отвечала та, — кому я пела эту песню, ты бы меня поблагодарила: это твой Ашик-Кериб»; — «Веди меня к нему», — сказала Магуль-Мегери; — и они пошли. Увидав его печальное лицо, Магуль-Мегери стала его спрашивать и утешать; «Как мне не грустить, — отвечал Ашик-Кериб, — я тебя люблю, и ты никогда не будешь моею». — «Проси мою руку у отца моего, — говорила она, — и отец мой сыграет нашу свадьбу на свои деньги и наградит меня столько, что нам вдвоем достанет». — «Хорошо, — отвечал он, — положим, Аян-Ага ничего не для своей доч<ер>и; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан; — нет, милая Магуль-Мегери; я положил зарок на свою душу; обещаюсь 7 лет странствовать по свету и нажить себе богатство, либо погибнуть в дальних пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока будешь моею». — Она согласилась, но прибавила, что если в назначенный день он не вернется, то она сделается женою Куршуд-бека, который давно уж за нее сватается.
Пришел Ашик-Кериб к своей матери; взял на дорогу ее благословение, поцеловал маленькую сестру, повесил через плечо сумку, оперся на посох странничий и вышел из города Тифлиза. И вот догоняет его всадник, — он смотрит — это Куршуд-бек. «Добрый путь, — кричал ему бек, — куда бы ты ни шел, странник, я твой товарищ»; не рад был Ашик своему товарищу — но нечего делать; долго они шли вместе, наконец завидели перед собою реку. Ни моста, ни броду; — «Плыви вперед, — сказал Куршуд-бек, — я за тобою последую». Ашик сбросил верхнее платье и поплыл; переправившись, глядь назад — о горе! о всемогущий аллах! Куршуд-бек, взяв его одежды, ускакал обратно в Тифлиз, только пыль вилась за ним змеею по гладкому полю. Прискакав в Тифлиз, несет бек платье Ашик-Кериба к его старой матери: «Твой сын утонул в глубокой реке, — говорит он, — вот его одежда»; в невыразимой тоске упала мать на одежды любимого сына и стала обливать их жаркими слезами; потом взяла их и понесла к нареченной невестке своей, Магуль-Мегери. «Мой сын утонул, — сказала она ей, — Куршуд-бек привез его одежды; ты свободна». Магуль-Мегери улыбнулась и отвечала: «Не верь, это всё выдумки Куршуд-бека; прежде истечения 7 лет никто не будет моим мужем»; она взяла со стены свою сааз и спокойно начала петь любимую песню бедного Ашик-Кериба.
произведениям пушкина свойственны символические образы.именно они определили поэтику таких произведений поэта, как поэма “медный всадник” и повесть “пиковая ”. присутствуют символические образы и в пушкинской “капитанской дочке”. автор вводит их для того, чтобы постичь хотя бы контуры того явления, которое называется “ бунтом”, и чтобы познать, как-то определить личность простого казака, ставшего вождем народного восстания.с первым образом-символом мы встречаемся в то время, когда петр гринев следует в оренбург. это — метель. по дороге ямщик указал гриневу на маленькое облачко и предложил вернуться назад и переждать, так как это облачко предвещало большой буран, один из тех, что часто встречаются в этой местности и приносят огромные беды. не послушав предостережений ямщика и савельича, молодой дворянин принимает решение ехать дальше. прошло совсем немного времени, и “облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. ветер завыл; сделалась метель. в одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. все исчезло”. не видя дороги, кони остановились. неизвестно, что бы могло произойти, если бы потерявшиеся путники не заметили вдруг “ предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу”. этим предметом оказался человек.читая страницы, где идет описание метели, мы не замечаем в этом природном явлении ничего символического — метели в этой местности явление обычное. но позже, когда нам становится понятно, что этим человеком был пугачев и мы мысленно возвращаемся к событиям метели, то становится ясней ясного, что метель — грозное проявление стихии природы — символ, выражающий и могучую стихию народного мятежа, народного восстания, бунта. вот почему именно из метели появляется пугачев и почему он стоит, в отличие от дворянина гринева, “на твердой полосе”.поравнявшись с незнакомым человеком, гринев называет его “мужичком”, “дорожным”. на постоялом дворе и во время прощания он уже величает его “вожатым”, то есть — проводником. пушкин придает пугачеву символический образ вожатого. и это тоже мы понимаем позже, тогда, когда убеждаемся, что пугачев вывел гринева не только из метели, как природного явления, а и из мятежа, который, скорее всего, смел бы гринева.символичен и сон гринева, который он видит сразу же после встречи с вожатым — пугачевым. на первый взгляд — обыкновенная нелепица, которая может присниться каждому человеку. но потом, сравнивая все события, которые происходили с гриневым, мы узнаем в чернобородом человеке, который привиделся молодому дворянину во сне и которого мать гринева назвала его крестным отцом, — вожатого, а значит, пугачева.но чернобородый мужик это даже не сам пугачев, это поэтический образ могучего народного характера. а мертвые тела в комнате — жертвы восстания пугачева.символичны и ласковые слова чернобородого мужика — “не ” подумаешь — абсурд, как можно не бояться, когда вокруг мертвые тела. но зная, как развивались события после сна, мы действительно убеждаемся, что гриневу не стоило бояться: пугачев обошелся с ним по-человечески, делал ему только добро.
Давно тому назад, в городе Тифлизе, жил один богатый турок; много аллах дал ему золота, но дороже золота была ему единственная дочь Магуль-Мегери: хороши звезды на небеси, но за звездами живут ангелы, и они еще лучше, так и Магуль-Мегери была лучше всех девушек Тифлиза. Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб; пророк не дал ему ничего, кроме высокого сердца — и дара песен; играя на саазе (балалайка турец<кая>) и прославляя древних витязей Туркестана, ходил он по свадьбам увеселять богатых и счастливых; — на одной свадьбе он увидал Магуль-Мегери, и они полюбили друг друга. Мало было надежды у бедного Ашик-Кериба получить ее руку — и он стал грустен как зимнее небо.
Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул; в это время шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика (балалаечник), отстала и подошла к нему: «Что ты спишь под виноградником, — запела она, — вставай, безумный, твоя газель идет мимо»; он проснулся — девушка порхнула прочь, как птичка; Магуль-Мегери слышала ее песню и стала ее бранить: «Если б ты знала, — отвечала та, — кому я пела эту песню, ты бы меня поблагодарила: это твой Ашик-Кериб»; — «Веди меня к нему», — сказала Магуль-Мегери; — и они пошли. Увидав его печальное лицо, Магуль-Мегери стала его спрашивать и утешать; «Как мне не грустить, — отвечал Ашик-Кериб, — я тебя люблю, и ты никогда не будешь моею». — «Проси мою руку у отца моего, — говорила она, — и отец мой сыграет нашу свадьбу на свои деньги и наградит меня столько, что нам вдвоем достанет». — «Хорошо, — отвечал он, — положим, Аян-Ага ничего не для своей доч<ер>и; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан; — нет, милая Магуль-Мегери; я положил зарок на свою душу; обещаюсь 7 лет странствовать по свету и нажить себе богатство, либо погибнуть в дальних пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока будешь моею». — Она согласилась, но прибавила, что если в назначенный день он не вернется, то она сделается женою Куршуд-бека, который давно уж за нее сватается.
Пришел Ашик-Кериб к своей матери; взял на дорогу ее благословение, поцеловал маленькую сестру, повесил через плечо сумку, оперся на посох странничий и вышел из города Тифлиза. И вот догоняет его всадник, — он смотрит — это Куршуд-бек. «Добрый путь, — кричал ему бек, — куда бы ты ни шел, странник, я твой товарищ»; не рад был Ашик своему товарищу — но нечего делать; долго они шли вместе, наконец завидели перед собою реку. Ни моста, ни броду; — «Плыви вперед, — сказал Куршуд-бек, — я за тобою последую». Ашик сбросил верхнее платье и поплыл; переправившись, глядь назад — о горе! о всемогущий аллах! Куршуд-бек, взяв его одежды, ускакал обратно в Тифлиз, только пыль вилась за ним змеею по гладкому полю. Прискакав в Тифлиз, несет бек платье Ашик-Кериба к его старой матери: «Твой сын утонул в глубокой реке, — говорит он, — вот его одежда»; в невыразимой тоске упала мать на одежды любимого сына и стала обливать их жаркими слезами; потом взяла их и понесла к нареченной невестке своей, Магуль-Мегери. «Мой сын утонул, — сказала она ей, — Куршуд-бек привез его одежды; ты свободна». Магуль-Мегери улыбнулась и отвечала: «Не верь, это всё выдумки Куршуд-бека; прежде истечения 7 лет никто не будет моим мужем»; она взяла со стены свою сааз и спокойно начала петь любимую песню бедного Ашик-Кериба.