О как убийственно мы любим, мнение, впечатления о стихотворении.
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не с и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей
Расположение главных персонажей в системе событий делает неизбежной коллизию, перерастающую в драматургический конфликт. Между тем смысл трагедии несводим к борьбе Бориса и Самозванца за обладание венцом и бармами Мономаха. С этой точки зрения существенно дополнение, внесенное Пушкиным в первый вариант названия: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» . Тут обнаруживается парадоксальная общность героев, политическая судьба которых осмысливается в отношении к судьбе народной. Вовлеченные в противоборство, они, эти герои, приносят настоящую беду государству московскому. Оба приобретают власть путем физического устранения законного наследника (Борис — Димитрия, Самозванец — Федора, сына Годунова) , оба — детоубийцы, лжесвидетели и самозванцы, принесшие на Русь «страшное, невиданное горе» . Подобие героев не означает тождества. Различия между ними проявляются на разных уровнях: от сюжетики до художественной поэтики
Герой Пушкина — это в самом деле «сосуд диавольский» (по аттестации Патриарха) , дожидающийся, чтобы его наполнили каким-либо содержанием, чтобы его волю к власти увязали с какими-то геополитическими интересами. Первые критики трагедии упрекали Пушкина в том, что его С. «не имеет решительной физиономии» (П. А. Катенин) . Казавшееся современникам серьезным упущением поэта на самом деле плод художественного замысла. Таков сей «сосуд диавольский» , что постоянно перевоплощается, меняет личины и весь свой облик (точно хамелеон ).
Пушкин отмечал «романтический и страстный характер моего авантюриста» . Он одержим страстями; ему, по словам Пушкина, «очень подходит» любовная интрига. Страсти, владеющие душой Самозванца, «гордыней обуянной» , рождают «бесовские мечтанья» , но они же, по закону романтической иронии сохраняют в нем человеческое начало, непонятное и недоступное тем, кто использует его как орудие собственных интересов (прежде всего Марине Мнишек) .
Страстная натура героя не дает угаснуть живым человеческим чувствам. С. предельно искренен в любви (Марина насквозь лицемерна) , он почти рыдает над издыхающим конем; по-царски величественно и милосердно требует щадить русскую кровь. Однако он не царь и не царевич, а самозванец, который своим самозванством дал «предлог раздоров и войны» . По мере того как раздор и война охватывают государство московское, герой стушевывается и исчезает из действия за несколько сцен до окончания трагедии. Его роль, начатая с пробуждения в келье Пимена и с рассказа о проклятом сне, — сном и заканчивается. Последняя ремарка, относящаяся к Самозванцу: «Ложится, кладет седло под голову и засыпает» . Явившийся из сновидений герой-фантом символически возвращается туда, откуда пришел.