Проходят годы, у Анны Алексеевны и ее супруга рождается второй ребенок. Алехин чувствует, что он и Анна не могут жить друг без друга, но влюбленные по-прежнему ничего не пытаются изменить: "Между тем годы шли. У Анны Алексеевны было уже двое детей." "...чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому‑то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие. В городе уже говорили о нас бог знает что, но из всего, что говорили, не было ни одного слова правды." С годами Анна начинает проявлять раздражение по отношению к Алехину. У нее случается плохое настроение из-за неудовлетворенности своей жизнью и появляются проблемы с нервами: "В последние годы Анна Алексеевна стала чаще уезжать то к матери, то к сестре; у нее уже бывало дурное настроение, являлось сознание неудовлетворенной, испорченной жизни, когда не хотелось видеть ни мужа, ни детей. Она уже лечилась от расстройства нервов." "Мы молчали и всё молчали, а при посторонних она испытывала какое‑то странное раздражение против меня; о чем бы я ни говорил, она не соглашалась со мной, и если я спорил, то она принимала сторону моего противника
Проходят годы, у Анны Алексеевны и ее супруга рождается второй ребенок. Алехин чувствует, что он и Анна не могут жить друг без друга, но влюбленные по-прежнему ничего не пытаются изменить: "Между тем годы шли. У Анны Алексеевны было уже двое детей." "...чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому‑то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие. В городе уже говорили о нас бог знает что, но из всего, что говорили, не было ни одного слова правды." С годами Анна начинает проявлять раздражение по отношению к Алехину. У нее случается плохое настроение из-за неудовлетворенности своей жизнью и появляются проблемы с нервами: "В последние годы Анна Алексеевна стала чаще уезжать то к матери, то к сестре; у нее уже бывало дурное настроение, являлось сознание неудовлетворенной, испорченной жизни, когда не хотелось видеть ни мужа, ни детей. Она уже лечилась от расстройства нервов." "Мы молчали и всё молчали, а при посторонних она испытывала какое‑то странное раздражение против меня; о чем бы я ни говорил, она не соглашалась со мной, и если я спорил, то она принимала сторону моего противника