Потому что если посмотреть за окно, то там мы увидим все тот же город Глупов, о котором писал Щедрин полтора века назад, и все те же табуны глуповцев, добровольно выдвигающих на трон преступников и дебилов...
Поражает актуальность звучания "Истории одного города", применимость книги к российской современности. В произведении отражена неистребимая, вековая, сохранившаяся до наших дней логика коллективных действий народа, неминуемо приводящая его к поражению и мешающая полноценно жить. Глуповцы направляют всю свою энергию на выборы правителя и в результате… получают на трон бандита. Как не услышать в этом переклички с настоящим? Салтыкову-Щедрину удалось очень точно подметить особенности национальной психологии русского народа, застывшие в своей неизменности и потому делающие «историю одного города» историей вневременной.
Ранняя любовная лирика Лермонтова имела конкретных адресатов. Точнее, она в подавляющем большинстве случаев была посвящена одной и той же особе – ветреной Екатерине Сушковой. Прямолинейные и достаточно открытые стихи поэта не оставляли сомнений в его чувствах, которые так и остались без ответа.
Этот странный роман длился без малого 10 лет и закончился громким скандалом: Лермонтов, разочаровавшись в избраннице, жестоко ей отомстил, скомпрометировав Екатерину Сушкову перед светским обществом, а потом еще и публично унизив. Отголоски этой мести можно найти в лирической поэта под названием «Морская царевна», написанной в 1841 году, незадолго до трагической гибели автора.
На первый взгляд кажется, что на финальном этапе своего творчества Лермонтов решил отказаться от глубокомысленных произведений, отдав предпочтение фольклорным мотивам. Однако в образе сказочного персонажа легко угадывается все та же Екатерина Сушкова, которая из прекрасной морской царевны превращается в жуткое чудище. «Хвост чешуею змеиной покрыт, весь замирая, свиваясь дрожит», — отмечает автор, иронизируя над своей жертвой и, одновременно, представляя ее в неприглядном свете. Содержание этой , если отбросить сказочный флер, сводится к тому, что Лермонтов долгие годы любил красивую женщину, которая была совершенно недостойна столь высоких чувств. Ее подлинное обличие – коварная и жестокая особа, которая готова вскружить голову первому встречному мужчине лишь для того, чтобы продемонстрировать власть своих чар.
Лермонтов не желает признаваться в том, что и сам поддался соблазну, попав в умело расставленные сети искусительницы. В стихотворении он отождествляет себя с царевичем, который легко раскусил хитроумный план морской царевны, вытащив ее на берег, где она превратилась в чудовище. Эта часть произведения глубоко метафорична, так как в реальной жизни поэт также публично разоблачил свою избранницу при свидетелях именно в тот момент, когда Екатерина Сушкова этого меньше всего ожидала. Резюме довольно лаконично, но при этом содержит некую двусмысленность. «Едет царевич задумчиво прочь. Будет он помнить про царскую дочь!», — отмечает автор, подчеркивая, что образ Екатерины Сушковой по-прежнему живет в его сердце. Однако не ясно, любит ли он ту, которая причинила ему столько боли, или же испытывает из предмету своих воздыханий чувство, граничащее с отвращением.
Поражает актуальность звучания "Истории одного города", применимость книги к российской современности. В произведении отражена неистребимая, вековая, сохранившаяся до наших дней логика коллективных действий народа, неминуемо приводящая его к поражению и мешающая полноценно жить. Глуповцы направляют всю свою энергию на выборы правителя и в результате… получают на трон бандита. Как не услышать в этом переклички с настоящим? Салтыкову-Щедрину удалось очень точно подметить особенности национальной психологии русского народа, застывшие в своей неизменности и потому делающие «историю одного города» историей вневременной.
Ранняя любовная лирика Лермонтова имела конкретных адресатов. Точнее, она в подавляющем большинстве случаев была посвящена одной и той же особе – ветреной Екатерине Сушковой. Прямолинейные и достаточно открытые стихи поэта не оставляли сомнений в его чувствах, которые так и остались без ответа.
Этот странный роман длился без малого 10 лет и закончился громким скандалом: Лермонтов, разочаровавшись в избраннице, жестоко ей отомстил, скомпрометировав Екатерину Сушкову перед светским обществом, а потом еще и публично унизив. Отголоски этой мести можно найти в лирической поэта под названием «Морская царевна», написанной в 1841 году, незадолго до трагической гибели автора.
На первый взгляд кажется, что на финальном этапе своего творчества Лермонтов решил отказаться от глубокомысленных произведений, отдав предпочтение фольклорным мотивам. Однако в образе сказочного персонажа легко угадывается все та же Екатерина Сушкова, которая из прекрасной морской царевны превращается в жуткое чудище. «Хвост чешуею змеиной покрыт, весь замирая, свиваясь дрожит», — отмечает автор, иронизируя над своей жертвой и, одновременно, представляя ее в неприглядном свете. Содержание этой , если отбросить сказочный флер, сводится к тому, что Лермонтов долгие годы любил красивую женщину, которая была совершенно недостойна столь высоких чувств. Ее подлинное обличие – коварная и жестокая особа, которая готова вскружить голову первому встречному мужчине лишь для того, чтобы продемонстрировать власть своих чар.
Лермонтов не желает признаваться в том, что и сам поддался соблазну, попав в умело расставленные сети искусительницы. В стихотворении он отождествляет себя с царевичем, который легко раскусил хитроумный план морской царевны, вытащив ее на берег, где она превратилась в чудовище. Эта часть произведения глубоко метафорична, так как в реальной жизни поэт также публично разоблачил свою избранницу при свидетелях именно в тот момент, когда Екатерина Сушкова этого меньше всего ожидала. Резюме довольно лаконично, но при этом содержит некую двусмысленность. «Едет царевич задумчиво прочь. Будет он помнить про царскую дочь!», — отмечает автор, подчеркивая, что образ Екатерины Сушковой по-прежнему живет в его сердце. Однако не ясно, любит ли он ту, которая причинила ему столько боли, или же испытывает из предмету своих воздыханий чувство, граничащее с отвращением.