Как мы можем вспомнить из легендарного фильма или известной книги, волшебное кольцо принесло немало горя, т.к. оно принадлежало самому злу, а значит его просто невозможно использовать во благо. но, если включить фантазию, можно представить создателем кольца некого доброго человека. и вдруг эта вещь попала вам в руки. что с ней делать? я бы выбрала путь добра. ведь, столько всего можно сделать! можно ловить преступников, становясь невидимым, можно распутывать самые сложные преступления! а можно сделать так, чтобы кольцо было привязано к какому-нибудь важному для вас предмету и если бы он потерялся, кольцо бы с легкостью его нашло. или лечить смертельно больных людей. да много чего, важно использовать не только волшебные вещи но и все, с умом.
она много читала о море — много хороших книг. но она никогда не думала о нем, о море. наверно, потому, что когда читаешь о чем-то далеком, это далекое всегда кажется несбыточным.
она много раз видела море. видела в третьяковке и эрмитаже, где была прошлым летом с мамой. потом тоже с мамой, когда они были во владимире в успенском соборе, — еле видимая фреска андрея рублева «земля и море мертвых». так, кажется, называлась она.
видела она море в кино и на открытках. видела по телевизору и на плакатах.
но опять она никогда не думала о нем, о море…
а сейчас увидела и не поверила. море было совсем не такое, каким она могла его себе представить. может, оно и бывает когда-то таким, как в книгах, на картинах, на экране! может… наверно, бывает…
но сейчас… сейчас море было большое и теплое. теплое и большое. большое, каким может быть только море. теплое, как мама…
они и прежде часто оставались втроем: отец, дочь и собака. и раньше отец, возвращаясь с дежурства, заходил в магазин, а таня готовила.
— наша мама, скорее, мужское начало в семье, — шутил отец, — а я уж, простите, женское. я всегда дома, а она в разъездах. у нее и профессия женского рода не имеет — геодезист…
отец посмеивался не только над мамой. над таней — тоже. за то, что у нее нет настоящего призвания в жизни. за то, что она даже в школе металась между и , и , физкультурой и .
— странный ребенок ты, татьян! — говорил отец. — ну, хоть бы к музыке проявила наклонность, хоть к рисованию…
он говорил «хоть бы», а таня знала: отец хочет, чтобы она была врачом. она чувствовала это, понимала по многим разговорам его и просто по тому, что он рассказывал ей о своей больнице. чувствовала: это он для нее говорит.
— нормальный советский ребенок! слава богу, не , не художница! учиться — доучиться! не будет этого самого призвания, пойдет в рыбный институт или в мукомольный техникум… и, в отличие от нашего папы, не будет сидеть дома. поездит, хватит лиха… все равно когда-то человеком станет!
так говорила мама.
отец действительно никуда не уезжал. да и куда ехать врачу, прикованному к своей больнице!
мама раз, а то и два раза в год уезжала надолго: в анадырь уезжала, на чукотку, в магадан, на сахалин и еще куда-то. туда, где были их экспедиции. а они были всюду.
она много читала о море — много хороших книг. но она никогда не думала о нем, о море. наверно, потому, что когда читаешь о чем-то далеком, это далекое всегда кажется несбыточным.
она много раз видела море. видела в третьяковке и эрмитаже, где была прошлым летом с мамой. потом тоже с мамой, когда они были во владимире в успенском соборе, — еле видимая фреска андрея рублева «земля и море мертвых». так, кажется, называлась она.
видела она море в кино и на открытках. видела по телевизору и на плакатах.
но опять она никогда не думала о нем, о море…
а сейчас увидела и не поверила. море было совсем не такое, каким она могла его себе представить. может, оно и бывает когда-то таким, как в книгах, на картинах, на экране! может… наверно, бывает…
но сейчас… сейчас море было большое и теплое. теплое и большое. большое, каким может быть только море. теплое, как мама…
они и прежде часто оставались втроем: отец, дочь и собака. и раньше отец, возвращаясь с дежурства, заходил в магазин, а таня готовила.
— наша мама, скорее, мужское начало в семье, — шутил отец, — а я уж, простите, женское. я всегда дома, а она в разъездах. у нее и профессия женского рода не имеет — геодезист…
отец посмеивался не только над мамой. над таней — тоже. за то, что у нее нет настоящего призвания в жизни. за то, что она даже в школе металась между и , и , физкультурой и .
— странный ребенок ты, татьян! — говорил отец. — ну, хоть бы к музыке проявила наклонность, хоть к рисованию…
он говорил «хоть бы», а таня знала: отец хочет, чтобы она была врачом. она чувствовала это, понимала по многим разговорам его и просто по тому, что он рассказывал ей о своей больнице. чувствовала: это он для нее говорит.
— нормальный советский ребенок! слава богу, не , не художница! учиться — доучиться! не будет этого самого призвания, пойдет в рыбный институт или в мукомольный техникум… и, в отличие от нашего папы, не будет сидеть дома. поездит, хватит лиха… все равно когда-то человеком станет!
так говорила мама.
отец действительно никуда не уезжал. да и куда ехать врачу, прикованному к своей больнице!
мама раз, а то и два раза в год уезжала надолго: в анадырь уезжала, на чукотку, в магадан, на сахалин и еще куда-то. туда, где были их экспедиции. а они были всюду.