Первым веком человечества был золотой век, когда люди напрямую общались с богами и ели с ними за одним столом, а смертные женщины рожали детей от богов. работать было не нужно: люди питались молоком и медом, бывшими в ту пору в изобилии на всей земле. они не знали печали. некоторые , что золотой век окончился тогда, когда люди стали чересчур дерзки с богами, заносчивы и высокомерны. кое-кто из смертных будто бы даже потребовал равной мудрости и силы с богами. потом наступил серебряный век, когда людям пришлось научиться обрабатывать почву, чтобы добыть себе пропитание. они стали есть хлеб. впрочем, несмотря на то, что люди жили тогда до ста лет, они были слишком женоподобными и полностью зависели от матерей. они постоянно жаловались на все и ссорились между собой. в конце концов великому богу зевсу надоело смотреть на них, и он уничтожил их. следом начался первый бронзовый век. первые люди этого рода упали с ясеневых деревьев, как семена. люди питались в ту пору хлебом и мясом, и от них было куда больше пользы, чем от людей серебряного века. но они были чересчур воинственными и в конце концов все перебили друг друга. второй бронзовый век был эпохой славных героев. эти люди родились от богов и смертных женщин. в этом веке жил геракл и герои троянской войны. люди доблестно сражались, жили добродетельной и честной жизнью, а после смерти попадали на блаженные елисейские поля. наше время — это железный век. легко заметить, что с каждым новым веком ценность соответствующего ему металла уменьшается. то же происходит и с характером человечества: в железном веке он гораздо хуже, чем во все предыдущие эпохи. люди больше не общаются с богами; более того, они вообще утратили благочестие. кто же может богов в безразличии к человеку? люди железного века коварны, надменны, похотливы и жестоки. единственная причина, по которой боги еще не уничтожили человечество, — то, что все-таки остается еще немного праведников.
Замечательно умно! – думает сердито девятилетний даня иевлев, лежа животом на шкуре белого медведя и постукивая каблуком о каблук поднятых кверху ног. – замечательно! только большие и могут быть такими притворщиками. сами заперли меня в темную гостиную, а сами развлекаются тем, что увешивают елку. а от меня требуют, чтобы я делал вид, будто ни о чем не догадываюсь. вот они какие – взрослые! " на улице горит газовый фонарь, и золотит морозные разводы на стеклах, и, скользя сквозь листья латаний и фикусов, стелет легкий золотистый узор на полу. слабо блестит в полутьме изогнутый бок рояля. "да и что веселого, по правде сказать, в этой елке? – продолжает размышлять даня. – ну, придут знакомые мальчики и девочки и будут притворяться, в угоду большим, умными и воспитанными за каждым гувернантка или какая-нибудь старенькая заставят говорить все время затеют какую-нибудь прескучную игру, в которой непременно нужно называть имена зверей, растений или городов, а взрослые будут вмешиваться и поправлять маленьких. велят ходить цепью вокруг елки и что-нибудь петь и для чего-то хлопать в ладоши, потом все усядутся под елкой, и дядя ника прочитает вслух ненатуральным, актерским, "давлючим", как говорит сонина няня, голосом рассказ о бедном мальчике, который замерзает на улице, глядя на роскошную елку богача. а потом подарят готовальню, глобус и детскую книжку с а коньков или лыж уж наверно не и пошлют спать. нет, ничего не понимают эти вот и он самый главный человек в городе и, конечно, самый недаром его называют городской но и он мало чего понимает. он до сих пор думает, что даня маленький ребенок, а как бы он удивился, узнав, что даня давным-давно уже решился стать знаменитым авиатором и открыть оба полюса. у него уже и план летающего корабля готов, нужно только достать где-нибудь гибкую стальную полосу, резиновый шнур и большой, больше дома, шелковый зонтик. именно на таком аэроплане даня чудесно летает по ночам во сне".
