Вышла новая книга Захара Прилепина «Восьмерка» — восемь аккуратных маленьких повестей о взрослении, в котором нет больше ничего симпатичного и волнующего.
После романа «Санькя» о Прилепине начали говорить неприлично много: поклонники радовались остроте и подвижности прозы, ее пацанскому очарованию и конкретному политическому применению, противники за это же осуждали. Прилепина успели обозвать «новым Горьким». Последовавший за «Санькой» сборник рассказов «Грех» также безудержно хвалили и ругали, но больше, конечно, ругали — после того как на премии «Супернацбест» его признали лучшей книгой десятилетия. Литературная общественность успокоилась только тогда, когда решила, что премию можно считать авансом. Прилепина же дружно обозвали «новым Лермонтовым». Аванс Прилепин отработал своим городским романом «Черная обезьяна», который всем приглянулся, и называть автора «новым кем-то» уже не стали.
«Восьмерку» хочется рассматривать на значительном расстоянии не только от предыдущих книжек Прилепина, но и вдали от скандалов лауреатских премий, нацболов, путиных, лимоновых, разнообразной политики и мужицкой риторики — от всего того, что вот уже семь лет Прилепину зачитывают в качестве обвинительного приговора. Потому что «Восьмерка» обезоруживает на самом подходе, в первой повести, как только появляется заглавный персонаж Витек — маленький, смышленый, робкий, беззаветно влюбленный в недоступного отца.
Этот абстрактный витек — уже не как герой, а как образ и дух ребенка — дальше незримо пройдет по всем повестям и в последнем «Лесе» окончательно превратится в реинкарнацию фоеровского Оскара из романа «Жутко громко и запредельно близко», который тоже обретает себя путем поисков отца.
Только этот пацан не из Нью-Йорка, а прямиком из волжских черноземных пейзажей.
Вышла новая книга Захара Прилепина «Восьмерка» — восемь аккуратных маленьких повестей о взрослении, в котором нет больше ничего симпатичного и волнующего.
После романа «Санькя» о Прилепине начали говорить неприлично много: поклонники радовались остроте и подвижности прозы, ее пацанскому очарованию и конкретному политическому применению, противники за это же осуждали. Прилепина успели обозвать «новым Горьким». Последовавший за «Санькой» сборник рассказов «Грех» также безудержно хвалили и ругали, но больше, конечно, ругали — после того как на премии «Супернацбест» его признали лучшей книгой десятилетия. Литературная общественность успокоилась только тогда, когда решила, что премию можно считать авансом. Прилепина же дружно обозвали «новым Лермонтовым». Аванс Прилепин отработал своим городским романом «Черная обезьяна», который всем приглянулся, и называть автора «новым кем-то» уже не стали.
«Восьмерку» хочется рассматривать на значительном расстоянии не только от предыдущих книжек Прилепина, но и вдали от скандалов лауреатских премий, нацболов, путиных, лимоновых, разнообразной политики и мужицкой риторики — от всего того, что вот уже семь лет Прилепину зачитывают в качестве обвинительного приговора. Потому что «Восьмерка» обезоруживает на самом подходе, в первой повести, как только появляется заглавный персонаж Витек — маленький, смышленый, робкий, беззаветно влюбленный в недоступного отца.
Этот абстрактный витек — уже не как герой, а как образ и дух ребенка — дальше незримо пройдет по всем повестям и в последнем «Лесе» окончательно превратится в реинкарнацию фоеровского Оскара из романа «Жутко громко и запредельно близко», который тоже обретает себя путем поисков отца.
Только этот пацан не из Нью-Йорка, а прямиком из волжских черноземных пейзажей.