Понятие «крылатости» возникает у многих поэтов. Ведь им свойственно возвышаться над обыденной сферой жизни, смотреть на связь вещей и слов как бы «свысока», как никто до них не смотрел. Возьмем, например, Ахматову: « я не могу взлететь, а с детства была крылатой». И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев: «Как правая и левая рука — Твоя душа моей душе близка. Мы смежены, блаженно и тепло, Как правое и левое крыло. Но вихрь встает — и бездна пролегла От правого — до левого крыла!» Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром. "А за плечом - товарищ мой крылатый Опять шепнет: - Терпение, сестра! - Когда сверкнут серебряные латы Сосновой кровью моего костра" Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..." Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…" А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души: «Новый год я встретила одна. Я, богатая, была бедна, Я, крылатая, была проклятой. Где-то было много-много сжатых Рук - и много старого вина. А крылатая была - проклятой! А единая была - одна! Как луна - одна, в глазу окна» И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним: "Умирая, не скажу: была. И не жаль, и не ищу виновных. Есть на свете поважней дела Страстных бурь и подвигов любовных. Ты, - крылом стучавший в эту грудь, Молодой виновник вдохновенья - Я тебе повелеваю: - будь! Я - не выйду из повиновенья." Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла: "Если душа родилась крылатой — Что ей хоромы — и что ей хаты! Что Чингис-Хан ей и о — Орда! Два на миру у меня врага, Два близнеца, неразрывно-слитых: Голод голодных — и сытость сытых! " Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой: «Ох, огонь - мой конь - несытый едок! Ох, огонь на нем - несытый ездок! С красной гривою свились волоса... Огневая полоса - в небеса!» Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна: «Что другим не нужно - несите мне Всё должно сгореть на моем огне! Я и жизнь маню, я и смерть маню В легкий дар моему огню» Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.
Безусловно, Обломов и Штольц – очень разные люди. Автор так описывает Илью Ильича: «человек с чертами удивительно мягкими», «обрюзг не по летам», «тело его…казалось слишком изнеженным для мужчины». А вот что говорится о Штольце: «Он весь составлен из костей, мускулов и нервов…ни признака жирной округлости». Различия в их внешности во многом обусловлены тем, какой они ведут образ жизни. Андрей Иванович очень деятелен: «он беспрестанно в движении…ездит и в свет, и читает: когда успевает – Бог весть». Обломов же живёт так, что невольно напоминает тепличное растение: «Лежанье у Ильи Ильича…было нормальное состояние. Когда он был дома – а он почти всегда дома – он всё лежал, и всё постоянно в одной комнате», «Жизнь в его глазах подразделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки – это у него были синонимы; другая – из покоя и мирного веселья».
Иначе был воспитан Андрей Иванович. С детства он получил от родителей превосходное образование: «С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи…, а с матерью читал священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака»». Андрей был очень живым мальчиком, любил пошалить, всегда был полон энергии и жизненной силы. Трудовое, практическое воспитание, полученное им, должно было сделать его похожим на отца – «немецким бюргером», строгим и жёстким человеком, никогда не отступающим от установленных правил. Но матери Штольца не хотелось, чтобы её сын во всём походил на отца. Она желала, чтобы он стал настоящим русским барином, был деликатным, снисходительным и мягким. «Утешься, добрая мать: твой сын вырос на русской почве…. Вблизи была Обломовка: там вечный праздник! Там сбрасывают с плеч работу, как иго; там барин не встаёт с зарёй и не ходит по фабрикам около намазанных салом и маслом колёс и пружин». Обломов и Штольц были хорошими друзьями, Андрей искренне любил Илью и часто бывал у него в деревне. И, конечно, ленивая атмосфера Обломовки не могла не повлиять на юного Андрея. Она смягчила жёсткое немецкое воспитание и расширила сознание мальчика.
Но, несмотря на то, что характер Штольца был несколько изменен под влиянием Обломовки, он всё же остался человеком, для которого праздность была хуже смерти. Труд для него – «образ, содержание, стихия и цель жизни». Совсем иначе видит смысл своего существования Обломов, для которого главное в жизни – «это выделка покоя, стремление к идеалу утраченного рая».
Вся жизнь Ильи Ильича – это его мечты, лишь там он мог раскрыться и реализовать свои неисполненные желания, амбиции. Не сумев научиться прикладывать усилия для достижения своих целей, Обломов был обречён на вечную зависимость от воли окружавших его людей. Иначе относится к мечтаниям Штольц: «Мечте, загадочному и таинственному не было места в его душе. То, что не подвергалось анализу опыта, практической истины, было в глазах его оптический обман». У меня сложилось впечатление, что для Андрея Ивановича понятие «воображение» было неразрывно связано с «обломовщиной», всегда пугавшей его. Тот образ жизни, который вёл Илья Ильич, противоречил всем убеждениям Штольца.
Но между ними есть несомненное сходство: они оба – люди, очень замкнутые в себе. Их внутренняя жизнь скрыта от чужих глаз, и мало кто смог бы понять их до конца. Андрей считал, что надо «без скачков донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно», а Илья Ильич всю жизнь старался «не потерять, не растратить всех богатств своего духовного мира». Общим было и их чувство к Ольге, к женщине, находившейся в состоянии постоянного духовного роста. В Ольге была сила, которой не хватало им обоим: она не сковывала себя какими-либо рамками и оставалась свободна в выборе своего пути.
Конечно, нет никаких сомнений в том, что Обломов и Штольц – люди, имеющие различное воспитание, мировоззрение, цели в жизни. Если не приглядываться внимательно к их характерам, а лишь бегло оценить каждого из них, то может сложиться впечатление, что они совершенно не имеют ничего общего. Однако почему же тогда они так привязаны друг к другу? Что притягивает этих двух столь разных людей? Я считаю, что они оба чувствовали, что им чего-то недостаёт для того, чтобы достичь состояния душевной целостности. Штольц ощущал, что, не давая себе мечтать, он очень сильно ограничивает свои возможности познать всю красоту окружавшего его мира. Обломов же понимал, что в нём нет того стержня, желания жить и быть в движении, которым был наполнен его друг. Они оба чувствовали себя ограниченными людьми и пытались найти недостающие им качества друг в друге.
И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев:
«Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!»
Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром.
"А за плечом - товарищ мой крылатый
Опять шепнет: - Терпение, сестра! -
Когда сверкнут серебряные латы
Сосновой кровью моего костра"
Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..."
Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…"
А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души:
«Новый год я встретила одна.
Я, богатая, была бедна,
Я, крылатая, была проклятой.
Где-то было много-много сжатых
Рук - и много старого вина.
А крылатая была - проклятой!
А единая была - одна!
Как луна - одна, в глазу окна»
И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним:
"Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты, - крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья -
Я тебе повелеваю: - будь!
Я - не выйду из повиновенья."
Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла:
"Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и о — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых! "
Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой:
«Ох, огонь - мой конь - несытый едок!
Ох, огонь на нем - несытый ездок!
С красной гривою свились волоса...
Огневая полоса - в небеса!»
Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна:
«Что другим не нужно - несите мне
Всё должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню»
Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.
Безусловно, Обломов и Штольц – очень разные люди. Автор так описывает Илью Ильича: «человек с чертами удивительно мягкими», «обрюзг не по летам», «тело его…казалось слишком изнеженным для мужчины». А вот что говорится о Штольце: «Он весь составлен из костей, мускулов и нервов…ни признака жирной округлости». Различия в их внешности во многом обусловлены тем, какой они ведут образ жизни. Андрей Иванович очень деятелен: «он беспрестанно в движении…ездит и в свет, и читает: когда успевает – Бог весть». Обломов же живёт так, что невольно напоминает тепличное растение: «Лежанье у Ильи Ильича…было нормальное состояние. Когда он был дома – а он почти всегда дома – он всё лежал, и всё постоянно в одной комнате», «Жизнь в его глазах подразделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки – это у него были синонимы; другая – из покоя и мирного веселья».
Иначе был воспитан Андрей Иванович. С детства он получил от родителей превосходное образование: «С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи…, а с матерью читал священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака»». Андрей был очень живым мальчиком, любил пошалить, всегда был полон энергии и жизненной силы. Трудовое, практическое воспитание, полученное им, должно было сделать его похожим на отца – «немецким бюргером», строгим и жёстким человеком, никогда не отступающим от установленных правил. Но матери Штольца не хотелось, чтобы её сын во всём походил на отца. Она желала, чтобы он стал настоящим русским барином, был деликатным, снисходительным и мягким. «Утешься, добрая мать: твой сын вырос на русской почве…. Вблизи была Обломовка: там вечный праздник! Там сбрасывают с плеч работу, как иго; там барин не встаёт с зарёй и не ходит по фабрикам около намазанных салом и маслом колёс и пружин». Обломов и Штольц были хорошими друзьями, Андрей искренне любил Илью и часто бывал у него в деревне. И, конечно, ленивая атмосфера Обломовки не могла не повлиять на юного Андрея. Она смягчила жёсткое немецкое воспитание и расширила сознание мальчика.
Но, несмотря на то, что характер Штольца был несколько изменен под влиянием Обломовки, он всё же остался человеком, для которого праздность была хуже смерти. Труд для него – «образ, содержание, стихия и цель жизни». Совсем иначе видит смысл своего существования Обломов, для которого главное в жизни – «это выделка покоя, стремление к идеалу утраченного рая».
Вся жизнь Ильи Ильича – это его мечты, лишь там он мог раскрыться и реализовать свои неисполненные желания, амбиции. Не сумев научиться прикладывать усилия для достижения своих целей, Обломов был обречён на вечную зависимость от воли окружавших его людей. Иначе относится к мечтаниям Штольц: «Мечте, загадочному и таинственному не было места в его душе. То, что не подвергалось анализу опыта, практической истины, было в глазах его оптический обман». У меня сложилось впечатление, что для Андрея Ивановича понятие «воображение» было неразрывно связано с «обломовщиной», всегда пугавшей его. Тот образ жизни, который вёл Илья Ильич, противоречил всем убеждениям Штольца.
Но между ними есть несомненное сходство: они оба – люди, очень замкнутые в себе. Их внутренняя жизнь скрыта от чужих глаз, и мало кто смог бы понять их до конца. Андрей считал, что надо «без скачков донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно», а Илья Ильич всю жизнь старался «не потерять, не растратить всех богатств своего духовного мира». Общим было и их чувство к Ольге, к женщине, находившейся в состоянии постоянного духовного роста. В Ольге была сила, которой не хватало им обоим: она не сковывала себя какими-либо рамками и оставалась свободна в выборе своего пути.
Конечно, нет никаких сомнений в том, что Обломов и Штольц – люди, имеющие различное воспитание, мировоззрение, цели в жизни. Если не приглядываться внимательно к их характерам, а лишь бегло оценить каждого из них, то может сложиться впечатление, что они совершенно не имеют ничего общего. Однако почему же тогда они так привязаны друг к другу? Что притягивает этих двух столь разных людей? Я считаю, что они оба чувствовали, что им чего-то недостаёт для того, чтобы достичь состояния душевной целостности. Штольц ощущал, что, не давая себе мечтать, он очень сильно ограничивает свои возможности познать всю красоту окружавшего его мира. Обломов же понимал, что в нём нет того стержня, желания жить и быть в движении, которым был наполнен его друг. Они оба чувствовали себя ограниченными людьми и пытались найти недостающие им качества друг в друге.
Объяснение: