И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная
Отвечает Степан Парамонович: «А зовут меня Степаном Калашниковым, А родился я от честнова отца, И жил я по закону господнему: Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного… И промолвил ты правду истинную: По одном из нас будут панихиду петь,
авкою сидит молодой купец, Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников;
Про меня моим детушкам не сказывать. Поклонитесь дому родительскому, Поклонитесь всем нашим товарищам сами в церкви божией Вы за душу мою, душу грешную!»
Палач весело похаживает, Удалова бойца дожидается, А лихой боец, молодой купец, Со родными братьями прощается:
Размахнулся тогда Кирибеевич И ударил впервóй купца Калашникова, И ударил его посередь груди — Затрещала грудь молодецкая, Пошатнулся Степан Парамонович; На груди его широкой висел медный крест Со святыми мощами из Киева, И погнулся крест и вдавился в грудь; Как роса из-под него кровь закапала; И подумал Степан Парамонович: «Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до последнева!» Изловчился он, приготовился, Собрался со всею силою И ударил своего ненавистника Прямо в левый висок со всего плеча.
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег: Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло… Вот молча оба расходятся, Богатырский бой начинается.
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
Бойки очи его затуманились,Между сильных плеч пробежал мороз,На раскрытых устах слово замерло…
Ты нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя родного не выдадим».
И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная
Отвечает Степан Парамонович: «А зовут меня Степаном Калашниковым, А родился я от честнова отца, И жил я по закону господнему: Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного… И промолвил ты правду истинную: По одном из нас будут панихиду петь,
авкою сидит молодой купец, Статный молодец Степан Парамонович, По прозванию Калашников;
Про меня моим детушкам не сказывать. Поклонитесь дому родительскому, Поклонитесь всем нашим товарищам сами в церкви божией Вы за душу мою, душу грешную!»
Палач весело похаживает, Удалова бойца дожидается, А лихой боец, молодой купец, Со родными братьями прощается:
Размахнулся тогда Кирибеевич И ударил впервóй купца Калашникова, И ударил его посередь груди — Затрещала грудь молодецкая, Пошатнулся Степан Парамонович; На груди его широкой висел медный крест Со святыми мощами из Киева, И погнулся крест и вдавился в грудь; Как роса из-под него кровь закапала; И подумал Степан Парамонович: «Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до последнева!» Изловчился он, приготовился, Собрался со всею силою И ударил своего ненавистника Прямо в левый висок со всего плеча.
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег: Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло… Вот молча оба расходятся, Богатырский бой начинается.
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
Бойки очи его затуманились,Между сильных плеч пробежал мороз,На раскрытых устах слово замерло…
Ты нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя родного не выдадим».