"Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить"
"Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью"
"Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей"
"Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса."
"Я выстрелил… Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва. Все в один голос вскрикнули. – Finita la comedia!– сказал я доктору. Он не отвечал и с ужасом отвернулся. Я плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого. Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза… Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели..."
Певец по имени Том Джонс
Был кормом «Дарлинг» поражен.
«О май дарлинг» — он пел
И на банку глядел
Только вот почему-то не ел…
***
Однажды котенок английский
Сожрал килограмм корма «Фрискис»
Его долго мутило
И в гостиной тошнило,
Пришлось перейти на сосиски.
***
Моя кошка ест «Китекет»
И на завтрак, и на обед.
И только на ужин
Он совсем ей не нужен —
По ночам ее кормит сосед.
***
Композитор по имени Брамс
В первый раз дал котам своим «Ямс»
Он играл им сюиты,
А они были сыты
И кричали ему: «Одобрямс!»
***
Пожилая девица из Тулы
Согнала свою кошку со стула.
«Будь добра, моя киска,
Ешь из собственной миски!»
И ей вслед банку «Хиллса» швырнула.
***
Темно-рыжая кошка из Жмеринки
Вела себя очень уверенно:
Забежав в магазин,
Съела «Ройял Канин»,
Доведя продавца до истерики.
***
Синеглазый котяра из Питера
Завоевывал лавры кондитера.
Его торт из трески
Кошек от тоски,
Но совсем не выдерживал критики.
***
Один новорусский барон
Был кормом «Хиллс» покорен.
Он детей им кормил,
Теще в суп положил,
И под пиво сам ел его он.
***
Молодая московская киска
В телеролике кушала «Вискас».
Хоть и тошно ей было,
Все добавки просила…
Незавидная жизнь у актриски!
"Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить"
"Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью"
"Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей"
"Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса."
"Я выстрелил… Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва. Все в один голос вскрикнули. – Finita la comedia!– сказал я доктору. Он не отвечал и с ужасом отвернулся. Я плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого. Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза… Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели..."