В глубине души героя всегда ярко светились искорки жизни, надежды, по возможности, искупления «грехов», обретения им истины. И Флягин нашёл эту истину, по крайней мере, для себя, применительно к той ситуации, в какой он оказался после всех скитаний и лишений. Не имея семьи, постоянного места жительства, определённых занятий, герой всё время порывается к лучшему, пытается разгадать «смысл» жизни. В конце концов он оказывается в монастыре, в надежде остановить там «неугомонность» своей души, отыскать истинно прекрасное. В этом смысле Флягин напоминает нам «будущего сына», который после многих злоключений приходит в монастырь, дабы замолить там свои «грехи». Но, оказавшись в монастыре, Иван не избавился от мучений своей совести (за смерть Грушеньки, за смерть татарина, монаха). Ему всё чудилось, что его преследует сатана. Было решено посадить Флягина в «погреб», дабы там, в молитвах и в аскетизме, пришло освобождение от наваждения. Так оно и случилось. Но одновременно с этим произошло и другое: невероятно важное прозрение героя. Ему ни было увидеть и понять то, что другим – увы! – не дано и по сей день. С тех пор и исполнился наш герой «страха за народ свой русский и начал молиться… всё о родине… да за народ свой». Смысл странствий, всего жизненного пути Ивана Флягина, предвидение им беды, нависшей над народом и отчизной, предвидение, выношенное им в себе за долгие годы «злоключенный», относится обычно к чисто поэтическому элементу повести. В этом видят фантастическое, «чудесное» и потому будто бы малосущественное. Но это не так. Устами Флягина Лесков не прямо, а в образной, «пророческой», форме предупреждал в 70-е годы XIX века: «близ нас есть нам всегубительство». И духовное богатырство Ивана Флягина в том, что всей горькой, но высокой по силе драматизма судьбой своей он убеждает нас: действовать надо «умом», ответственностью, преданностью вере, не отбрасывая честь и заботу о другом. Пришло время так ставить вопрос – только так! Иначе – «всегубительство»
ответ:Осиротевшая Ригма в течение нескольких дней ничего не ела. Ночевала она в старых кабаньих гайнах [Гайно — гнездо для ночевки, устраиваемое кабанами на земле из мелких веток и сухой травы две недели. Желудок все настойчивее требовал пищи, но добыть себе на обед оленя или кабана Ригма еще не умела. К счастью, в ту зиму в лесу водилось много полевок. Стоило Ригме остановиться и прислушаться, как в то же мгновенье до нее доносился шорох. Это под снегом суетились короткохвостые мыши. И хотя Ригма принадлежала к лесной «знати», она была прежде всего кошкой. Может, именно поэтому она не пренебрегала лесными мышами и ловила их во множестве.
Как-то ночью ей посчастливилось поймать зайца. Испугавшись лисы, косой сам прискакал к ней в лапы. И все же для изголодавшейся молодой тигрицы это были крохи, и она мечтала о сочном мясе кабана и нежной изюбрятине.
Поселившись в районе, облюбованной кабанами, Ригма ходила по их тропам. Она много раз видела пасущийся кабаний табун, близко подкрадывалась к нему, но боялась схватить даже поросенка: вокруг, громко чавкая, поблескивая грозными клыками, ходили крупные секачи. Однажды Ригма подошла к гайну, с которого только что встала свинья с выводком поросят. Кабанье гнездо, выстланное вейником, густо пахло и еще хранило тепло. Ригма прилегла на мягкую подстилку и от удовольствия зажмурилась. Дремоту мгновенно прогнал шорох легких шажков приближающегося зверя. Ригма припала к земле и вся превратилась в слух и зрение. Вскоре она увидела, что по тропе бежит маленький поросенок, — Ригме он показался беззащитным. Малыш, возмечтавший поспать часок-другой в теплом гайне, находился почти у заветной цели, как вдруг навстречу ему выпрыгнул полосатый зверь. Резкий верещащий крик взметнулся в холодное серое небо и тут же оборвался.
Впервые в жизни самостоятельно овладела Ригма добычей, достойной ее «царского» происхождения. За три дня она съела поросенка с кожей и костями головы и почувствовала прилив сил и уверенности. После этого случая она осмелела и решилась на более дерзкое нападение.
В глубине души героя всегда ярко светились искорки жизни, надежды, по возможности, искупления «грехов», обретения им истины. И Флягин нашёл эту истину, по крайней мере, для себя, применительно к той ситуации, в какой он оказался после всех скитаний и лишений. Не имея семьи, постоянного места жительства, определённых занятий, герой всё время порывается к лучшему, пытается разгадать «смысл» жизни. В конце концов он оказывается в монастыре, в надежде остановить там «неугомонность» своей души, отыскать истинно прекрасное. В этом смысле Флягин напоминает нам «будущего сына», который после многих злоключений приходит в монастырь, дабы замолить там свои «грехи». Но, оказавшись в монастыре, Иван не избавился от мучений своей совести (за смерть Грушеньки, за смерть татарина, монаха). Ему всё чудилось, что его преследует сатана. Было решено посадить Флягина в «погреб», дабы там, в молитвах и в аскетизме, пришло освобождение от наваждения. Так оно и случилось. Но одновременно с этим произошло и другое: невероятно важное прозрение героя. Ему ни было увидеть и понять то, что другим – увы! – не дано и по сей день. С тех пор и исполнился наш герой «страха за народ свой русский и начал молиться… всё о родине… да за народ свой». Смысл странствий, всего жизненного пути Ивана Флягина, предвидение им беды, нависшей над народом и отчизной, предвидение, выношенное им в себе за долгие годы «злоключенный», относится обычно к чисто поэтическому элементу повести. В этом видят фантастическое, «чудесное» и потому будто бы малосущественное. Но это не так. Устами Флягина Лесков не прямо, а в образной, «пророческой», форме предупреждал в 70-е годы XIX века: «близ нас есть нам всегубительство». И духовное богатырство Ивана Флягина в том, что всей горькой, но высокой по силе драматизма судьбой своей он убеждает нас: действовать надо «умом», ответственностью, преданностью вере, не отбрасывая честь и заботу о другом. Пришло время так ставить вопрос – только так! Иначе – «всегубительство»
ответ:Осиротевшая Ригма в течение нескольких дней ничего не ела. Ночевала она в старых кабаньих гайнах [Гайно — гнездо для ночевки, устраиваемое кабанами на земле из мелких веток и сухой травы две недели. Желудок все настойчивее требовал пищи, но добыть себе на обед оленя или кабана Ригма еще не умела. К счастью, в ту зиму в лесу водилось много полевок. Стоило Ригме остановиться и прислушаться, как в то же мгновенье до нее доносился шорох. Это под снегом суетились короткохвостые мыши. И хотя Ригма принадлежала к лесной «знати», она была прежде всего кошкой. Может, именно поэтому она не пренебрегала лесными мышами и ловила их во множестве.
Как-то ночью ей посчастливилось поймать зайца. Испугавшись лисы, косой сам прискакал к ней в лапы. И все же для изголодавшейся молодой тигрицы это были крохи, и она мечтала о сочном мясе кабана и нежной изюбрятине.
Поселившись в районе, облюбованной кабанами, Ригма ходила по их тропам. Она много раз видела пасущийся кабаний табун, близко подкрадывалась к нему, но боялась схватить даже поросенка: вокруг, громко чавкая, поблескивая грозными клыками, ходили крупные секачи. Однажды Ригма подошла к гайну, с которого только что встала свинья с выводком поросят. Кабанье гнездо, выстланное вейником, густо пахло и еще хранило тепло. Ригма прилегла на мягкую подстилку и от удовольствия зажмурилась. Дремоту мгновенно прогнал шорох легких шажков приближающегося зверя. Ригма припала к земле и вся превратилась в слух и зрение. Вскоре она увидела, что по тропе бежит маленький поросенок, — Ригме он показался беззащитным. Малыш, возмечтавший поспать часок-другой в теплом гайне, находился почти у заветной цели, как вдруг навстречу ему выпрыгнул полосатый зверь. Резкий верещащий крик взметнулся в холодное серое небо и тут же оборвался.
Впервые в жизни самостоятельно овладела Ригма добычей, достойной ее «царского» происхождения. За три дня она съела поросенка с кожей и костями головы и почувствовала прилив сил и уверенности. После этого случая она осмелела и решилась на более дерзкое нападение.
Объяснение: