Образ ивана александровича хлестакова - один из самых характерных и замечательных в творчестве гоголя, "любимое дитя его фантазии". в нем сказалась страсть художника к гиперболе, преувеличениям почти гротескным, любовь к изображению "многосторонних" (в ноздревском смысле) характеров. и образ мыслей ивана александровича типичен для большинства героев гоголя: алогичность, бессвязность его речей просто ошеломляют. и, конечно, с образом хлестакова связана некоторая "чертовщина", налет фантастичности. ну, действительно, не наваждение ли: солидный и опытный городничий принимает "фитюльку" за "значительное лицо". мало того, весь город вслед за ним в припадке умопомрачения несет "ревизору" дань, умоляет о защите, старается "умаслить" этого ничтожного человечка. сюжет комедии прост и гениален. особая, гоголевская черта в нем - отсутствие со стороны мнимого ревизора каких-либо сознательных действий, чтобы обмануть чиновников. он сам попадает в непредсказуемую ситуацию и ведет себя в соответствии с ней. если бы хлестаков был мошенником, глубина замысла исчезла бы главное здесь то, что охваченные страхом чиновники сами себя обманывают ("сами себя высекли"). но в такой ситуации на месте ревизора необходим человек, наделенный совсем особыми свойствами. да нет. помилуйте. свойства эти - самые обыкновенные. ну, например, желание порисоваться, сыграть роль чуть повыше той, что человеку "предназначена". ведь это же свойственно каждому из нас "хоть на минуту", по мнению гоголя. феерическая сцена вранья на приеме у городничего проявляет это качество героя с невиданной силой. из служащего, который "только переписывает", он за несколько минут вырастает почти до "главнокомандующего", который "всякий день во дворец ездит". хлестаков - гении вранья, он переживает свой звездный час. гомерический размах ошарашивает присутствующих "тридцать пять тысяч курьеров" несутся во весь опор, чтобы разыскать героя, без него некому департаментом. солдаты при виде его "делают ружьем". суп в кастрюльке едет к нему из парижа. во мгновенье ока, как сказочный джинн, он строит и рушит целый фантастический мир - мечту современного меркантильного века, где все измеряется сотнями и тысячами рублей.
Изобретение русского слова «паровоз» приписывается Н. И. Гречу, который в середине XIX века издавал газету «Северная пчела». До этого паровоз называли «самокатная паровая машина» (или просто «машина»), «паровая фура», «паровая телега», «пароходка» — у Черепановых и В. А. Жуковского, и даже «пароход». В 1836 году в связи с предстоящим открытием Царскосельской железной дороги в «Северной пчеле» № 223 от 30 сентября появилось следующее сообщение:
Немедленно по прибытии паровых машин, которые для отличия от водяных пароходов можно было бы назвать паровозами, последуют опыты употребления их…[1]
В первых отчётах строителя Царскосельской железной дороги Ф. А. Герстнера встречается: «паровая машина», «паровой экипаж», «паровая карета». С 1837 года Герстнер уже использует слово «паровоз». В отчётах Царскосельской железной дороги слово «паровоз» впервые появляется 8 февраля того же года[2].
Изобретение русского слова «паровоз» приписывается Н. И. Гречу, который в середине XIX века издавал газету «Северная пчела». До этого паровоз называли «самокатная паровая машина» (или просто «машина»), «паровая фура», «паровая телега», «пароходка» — у Черепановых и В. А. Жуковского, и даже «пароход». В 1836 году в связи с предстоящим открытием Царскосельской железной дороги в «Северной пчеле» № 223 от 30 сентября появилось следующее сообщение:
Немедленно по прибытии паровых машин, которые для отличия от водяных пароходов можно было бы назвать паровозами, последуют опыты употребления их…[1]
В первых отчётах строителя Царскосельской железной дороги Ф. А. Герстнера встречается: «паровая машина», «паровой экипаж», «паровая карета». С 1837 года Герстнер уже использует слово «паровоз». В отчётах Царскосельской железной дороги слово «паровоз» впервые появляется 8 февраля того же года[2].