Булька (Л. Толстой). У меня была мордашка. Ее звали Булькой. Она была вся черная, только кончики передних лап были белые… Булька был смирный и не кусался, но он был очень силен и крепок. Когда он, бывало, уцепится за что-нибудь, то стиснет зубы и повиснет, как тряпка, и его, как клещука, нельзя никак оторвать. Один раз его пускали на медведя, и он вцепился медведю в ухо и повис, как пиявка. Медведь бил его лапами, прижимал к себе, кидал из стороны в сторону, но не мог оторвать и повалился на голову, чтобы раздавить Бульку; но Булька до тех пор на нем держался, пока его не отлили холодной водой. Я взял его щенком и сам выкормил. Когда я ехал служить на Кавказ, я не хотел брать его и ушел от него потихоньку, а его велел запереть. На первой станции я хотел уже садиться в другую перекладную, как вдруг увидел, что по дороге катится что-то черное и блестящее. Это был Булька в своем медном ошейнике. Он летел во весь дух к станции. Он бросился ко мне, лизнул мою руку и растянулся в тени под телегой. Язык его высунулся на целую ладонь. Он то втягивал его назад, глотая слюни, то опять высовывал на целую ладонь. Он торопился, не поспевал дышать, бока его так и прыгали. Он поворачивался с боку на бок и постукивал хвостом о землю. Я узнал потом, что он после мены пробил раму и выскочил из окна и прямо, по моему следу, поскакал по дороге и проскакал так верст двадцать в самый жар
(Л. Толстой).
У меня была мордашка. Ее звали Булькой. Она была вся черная, только
кончики передних лап были белые…
Булька был смирный и не кусался, но он был очень силен и крепок. Когда он,
бывало, уцепится за что-нибудь, то стиснет зубы и повиснет, как тряпка, и
его, как клещука, нельзя никак оторвать.
Один раз его пускали на медведя, и он вцепился медведю в ухо и повис, как
пиявка. Медведь бил его лапами, прижимал к себе, кидал из стороны в
сторону, но не мог оторвать и повалился на голову, чтобы раздавить Бульку;
но Булька до тех пор на нем держался, пока его не отлили холодной водой.
Я взял его щенком и сам выкормил. Когда я ехал служить на Кавказ, я не
хотел брать его и ушел от него потихоньку, а его велел запереть. На первой
станции я хотел уже садиться в другую перекладную, как вдруг увидел, что
по дороге катится что-то черное и блестящее. Это был Булька в своем
медном ошейнике. Он летел во весь дух к станции. Он бросился ко мне,
лизнул мою руку и растянулся в тени под телегой. Язык его высунулся на
целую ладонь. Он то втягивал его назад, глотая слюни, то опять высовывал
на целую ладонь. Он торопился, не поспевал дышать, бока его так и прыгали.
Он поворачивался с боку на бок и постукивал хвостом о землю.
Я узнал потом, что он после мены пробил раму и выскочил из окна и прямо,
по моему следу, поскакал по дороге и проскакал так верст двадцать в самый
жар