Немая сцена. Чиновники в шоке. они столько работы сделали чтобы подкупить Хлестакова, завязать с ним хорошие отношения, городничий даже хотел выдать свою дочь за него, а он оказался самозванцем. Теперь все придется начинать сначала, опять строить из себя роль хороших, законопослушных людей, опять придется лебезить перед ним, пытаться подкупить его деньгами, не факт, что этот чиновник буддет так же падок к деньгам, как Хлестаков, может он не будет вестись на провокации чиновников...
хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил - так и есть: был - нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал - тетя Надя ли, крикливая замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, - я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить. Обидно было только, что мать ради меня отрывает последнее от своих, от сестренки с братишкой, а оно все равно идет мимо. Но я заставил себя смириться и с этим. Легче матери не станет, если она услышит правду.
Немая сцена. Чиновники в шоке. они столько работы сделали чтобы подкупить Хлестакова, завязать с ним хорошие отношения, городничий даже хотел выдать свою дочь за него, а он оказался самозванцем. Теперь все придется начинать сначала, опять строить из себя роль хороших, законопослушных людей, опять придется лебезить перед ним, пытаться подкупить его деньгами, не факт, что этот чиновник буддет так же падок к деньгам, как Хлестаков, может он не будет вестись на провокации чиновников...
Произведение Гоголя (РЕВИЗОР)
хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил - так и есть: был - нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал - тетя Надя ли, крикливая замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, - я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить. Обидно было только, что мать ради меня отрывает последнее от своих, от сестренки с братишкой, а оно все равно идет мимо. Но я заставил себя смириться и с этим. Легче матери не станет, если она услышит правду.