Ассоль увидела у ручья сидящего человека, который держал в руках сбежавшую яхту и всесторонне рассматривал ее с любопытством. Ассоль, близко подойдя к незнакомцу, смотрела на него, ожидая, когда он подымет голову. Людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще ни разу не приходилось. Это был путешествующий Эгль, собиратель песен, легенд, преданий и сказок. У него были седые кудри, серая блуза, высокие сапоги, белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром, трость и сумка с никелевым замочком. Его глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным. – Теперь отдай мне, – сказала девочка. – Ты как поймал ее? Старик разглядывал ее, улыбаясь. Старенькое ситцевое платье едва прикрывало загорелые ноги девочки. Ее волосы под кружевной косынкой сбились, касаясь плеч. Темные глаза казались старше лица; лицо было покрыто прелестным загаром. Маленький рот улыбался.
После окончания венского совета император Александр Павлович решает «по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть». Состоящий при нем донской казак Платов «диковинам» не удивляется, потому что знает: в России «свое ничуть не хуже».
В самой последней кунсткамере, среди собранных со всего света «нимфозорий», государь покупает блоху, которая хотя и мала, но умеет «дансе» танцевать. Вскоре у Александра «от военных дел делается меланхолия», и он возвращается на родину, где умирает. Взошедший на престол Николай Павлович блоху ценит, но, так как не любит уступать иностранцам, отправляет Платова вместе с блохой к тульским мастерам. Платова «и с ним всю Россию» вызываются поддержать трое туляков. Они отправляются поклониться иконе святого Николая, а затем запираются в домике у косого Левши, но, даже закончив работу, отказываются выдать Платову «секрет», и ему приходится везти Левшу в Петербург.
Николай Павлович и его дочь Александра Тимофеевна обнаруживают, что «брюшная машинка» в блохе не действует. Разгневанный Платов казнит и треплет Левшу, а тот в порче не признается и советует поглядеть на блоху в самый сильный «мелкоскоп». Но попытка оказывается неудачной, и Левша велит «всего одну ножку в подробности под микроскоп подвести». Сделав это, государь видит, что блоха «на подковы подкованная». А Левша добавляет, что при лучшем «мелкоскопе» можно было бы увидеть, что на всякой подкове «мастерово имя» выставлено. А сам он выковывал гвоздики, которые никак разглядеть невозможно.
Это был путешествующий Эгль, собиратель песен, легенд, преданий и сказок. У него были седые кудри, серая блуза, высокие сапоги, белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром, трость и сумка с никелевым замочком. Его глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.
– Теперь отдай мне, – сказала девочка. – Ты как поймал ее?
Старик разглядывал ее, улыбаясь. Старенькое ситцевое платье едва прикрывало загорелые ноги девочки. Ее волосы под кружевной косынкой сбились, касаясь плеч. Темные глаза казались старше лица; лицо было покрыто прелестным загаром. Маленький рот улыбался.
В самой последней кунсткамере, среди собранных со всего света «нимфозорий», государь покупает блоху, которая хотя и мала, но умеет «дансе» танцевать. Вскоре у Александра «от военных дел делается меланхолия», и он возвращается на родину, где умирает. Взошедший на престол Николай Павлович блоху ценит, но, так как не любит уступать иностранцам, отправляет Платова вместе с блохой к тульским мастерам. Платова «и с ним всю Россию» вызываются поддержать трое туляков. Они отправляются поклониться иконе святого Николая, а затем запираются в домике у косого Левши, но, даже закончив работу, отказываются выдать Платову «секрет», и ему приходится везти Левшу в Петербург.
Николай Павлович и его дочь Александра Тимофеевна обнаруживают, что «брюшная машинка» в блохе не действует. Разгневанный Платов казнит и треплет Левшу, а тот в порче не признается и советует поглядеть на блоху в самый сильный «мелкоскоп». Но попытка оказывается неудачной, и Левша велит «всего одну ножку в подробности под микроскоп подвести». Сделав это, государь видит, что блоха «на подковы подкованная». А Левша добавляет, что при лучшем «мелкоскопе» можно было бы увидеть, что на всякой подкове «мастерово имя» выставлено. А сам он выковывал гвоздики, которые никак разглядеть невозможно.