Серед художніх образів трави зелені, сонце, дощі зернисті. Виокремлюється образ дороги в пилу. Невже й запилену дорогу треба любити? Що символює цей образ?​

   Есть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазноввладеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия? Этот жизненный вопрос может отчетливо исследоваться и решаться лишь в целой метафизической системе. Начав работать над этим для тех, кто и склонен к умозрению {Приступ к этому труду напечатан мною в трех первых главах теоретической философии ("Вопросы философии и психологии" 1897, 1898 и 1899 гг.).}, я, однако, чувствовал, насколько вопрос о зле важен для всех. Около двух лет тому назад особая перемена в душевном настроении, о которой здесь нет надобности распространяться, вызвала во мне сильное и устойчивое желание осветить наглядным и общедоступным образом те главные стороны в вопросе о зле, которые должны затрагивать всякого. Долго я не находил удобной формы для исполнения своего замысла. Но весною 1899 года, за границей, разом сложился и в несколько дней написан первый разговор об этом предмете, а затем, по возвращении в Россию, написаны и два другие диалога. Так сама собою явилась эта словесная форма как простейшее выражение для того, что я хотел сказать. Этою формою случайного светского разговора уже достаточно ясно указывается, что здесь не нужно искать ни научно-философского исследования, ни религиозной проповеди. Моя задача здесь скорее апологетическая и полемическая: я хотел, насколько мог, ярко выставить связанные с вопросом о зле жизненные стороны христианской истины, на которые с разных сторон напускается туман, особенно в последнее время.   Много лет тому назад прочел я известие о новой религии, возникшей где-то в восточных губерниях. Эта религия, последователи которой назывались вертидырниками илидыромоляями, состояла в том, что, просверлив в каком-нибудь темном углу в стене избы дыру средней величины, эти люди прикладывали к ней губы и много раз настойчиво повторяли: "Изба моя, дыра моя меня!". Никогда еще, кажется, предмет богопочитания не достигал такой крайней степени упрощения. Но если обоготворение обыкновенной крестьянской избы и простого, человеческими руками сделанного отверстия в ее стене есть явное заблуждение, то должно сказать, что это было заблуждение правдивое: эти люди дико безумствовали, но никого не вводили в заблуждение; про избу они так и говорили: изба, и место, просверленное в ее стене, справедливо называлидырой.   Но религия дыромоляев скоро испытала "эволюцию" и подверглась "трансформации". И в новом своем виде она сохранила прежнюю слабость религиозной мысли и узость философских интересов, прежний приземистый реализм, но утратила прежнюю правдивость, своя изба получила теперь название "царства Божия на земле", а дыра стала называться "новым евангелием", и, что всего хуже, различие между этим мнимым евангелием и настоящим, различие совершенно такое же, как между просверленною в бревне дырой и живым и целым деревом,-- это существенное различие новые евангелисты всячески старались и замолчать и заговорить.   Я, конечно, не утверждаю прямой исторической или "генетической" связи между первоначальною сектой дыромоляев и проповедью мнимого царства Божия и мнимого евангелия. Это и не важно для моего простого намерения: наглядно показать {существенное тождество двух "учений" -- с тем нравственным различием, которое я отметил. А тождество здесь -- в чистой отрицательности и бессодержательности обо

(Дикого или домашнего? Напишу домашнего, вы уж не серчайте)
Жил у нас как-то дома кот, звали его Васька. Толстый кот, шерсть серая- как у мыши, глаза большие-как у филина. В то время мы жили за городом, в деревне, ну и Васька всё время любил сбегать из дому, чтобы погулять по лесу или побегать по двору. Мы, конечно, не разрешали ему убегать, все время ловили его на попытке бегства, но однажды это прохвост все-таки убежал, прямо в лес. Мы его долго искали: почти всей деревней по лесу рыскали, но, конечно, безрезультатно. Возращаемся мы домой, все в печали, садимся на диван и думаем про Ваську. И вот слышим: кто-то сопит, рядом. Я заглянул под диван и вижу: этот котяра спит, видит сладкие сны, облизывается! Нет, ну вы представляете?
После того, как кот нашелся, мы еще долго смеялись. Было это где-то два года назад, а мы до сих пор с радостью вспоминаем об этом случае.