Вина Плюшкина не в том, что он самая мёртвая душа, а в том, что он самая живая. И он, и Чичиков, у которого были когда-то задатки другой личности, виноваты, что выбрали путь порока, греха. Гоголь оставляет нам это послание и в самой композиции поэмы: биография афериста отделена от биографии помещика четырьмя главами, и столько же глав, посвященных другим помещикам, предшествуют главе о Плюшкине. Таким образом, эти два героя противопоставлены остальным персонажам, мертвенным, неподвижным. Кажется, что и Манилов, и Собакевич, и Ноздрёв, и Коробочка уже родились такими, какими мы застаём их на страницах поэмы. Их характеры статичны. Нет, это вовсе не означает, что они ясны нам сразу, только появившись. Их образы у Гоголя раскрываются постепенно, но именно раскрываются, а не меняются, не эволюционируют. Персонаж дан нам уже сложившийся, неподвижный, как кукла со своим особым, непростым механизмом. Коробочка – хозяйственная и бережливая старуха, но очень упрямая, недоверчивая и подозрительная. Собакевич – осторожный и хитрый, ни о ком не отзывается хорошо. Ноздрёв готов напакостить любому, он плут, кутила, оставивший Чичикова ни с чем. Как пишет литературовед Юрий Манн, «“ядро” гоголевских типов не сводится ни к лицемерию, ни к грубости, ни к легковерию, ни к любому другому известному и чётко определяемому пороку.
Кажется, что и Манилов, и Собакевич, и Ноздрёв, и Коробочка уже родились такими, какими мы застаём их на страницах поэмы. Их характеры статичны. Нет, это вовсе не означает, что они ясны нам сразу, только появившись. Их образы у Гоголя раскрываются постепенно, но именно раскрываются, а не меняются, не эволюционируют. Персонаж дан нам уже сложившийся, неподвижный, как кукла со своим особым, непростым механизмом.
Коробочка – хозяйственная и бережливая старуха, но очень упрямая, недоверчивая и подозрительная. Собакевич – осторожный и хитрый, ни о ком не отзывается хорошо. Ноздрёв готов напакостить любому, он плут, кутила, оставивший Чичикова ни с чем. Как пишет литературовед Юрий Манн, «“ядро” гоголевских типов не сводится ни к лицемерию, ни к грубости, ни к легковерию, ни к любому другому известному и чётко определяемому пороку.