И. С. Тургенев в своем творчестве часто обращался к проблеме поиска положительного персонажа в среде русской интеллигенции, которая во времена писателя уже переживала упадок, отходила в Эта проблема ясно прослеживается в двух таких романах, как Рудин и Дворянское гнездо, которые очевидно связаны между собой. Главные герои романов — Рудин и Лаврецкий — являются типичными представителями интеллигенции, которая исчерпала себя и не находит места в новой жизни, не может при к новым условиям существования. В результате этого огромный потенциал, который скрыт в таких людях, распыляется впустую и ведет персонажей к постоянному, но безрезультатному поиску себя в этом мире.
Нельзя сказать, чтобы Рудин и Лаврецкий были недостаточно умны или нравственны, напротив, Тургенев подчеркивает таланты и своих персонажей, он утверждает здоровое начало в современной ему интеллигенции — тем удивительнее и трагичнее не его героев вырваться из оков своей эпохи и гибель физическая или, в большей степени, метафорическая, как результат этой не из-за такого неумения перестраиваться, при как бы выходить на новый уровень ни Рудина, ни Лаврецкого нельзя назвать положительным идеалом русской интеллигенции, но Тургенев видит в них воплощенные лучшие ее качества. Причем, от романа Рудин к роману Дворянское гнездо образ русского интеллигента приближается к идеальному и, хотя остается по-прежнему недее вызывает все большие сочувствие, симпатию и уважение. Нужно заметить, что в творчестве Тургенева интеллигенция вместе со своей эпохой уходит красиво, не теряя своего достоинства, хотя ее уход и ознаменован полным бессилием.
Финалы романов закономерно проводят читателя от трагического и патетичного — для Рудина — до закономерного, спокойного, окрашенного в тона светлой печали — для Лаврецкого. В такой последовательности отражается и закономерность поисков Тургенева. Во время написания Рудина он не видит для своего персонажа и, вероятно, всей русской интеллигенции в целом иного финала, кроме последнего крика в пустоту, отчаянного рывка перед окончательной гибелью — воплощенного в появлении Рудина где-то на баррикадах в Париже. В Дворянском гнезде же он приходит к пониманию того, что эпохе интеллигенции суждено просто-напросто медленно и неизбежно уйти в тень, уступить свое место новому поколению более подвижных и энергичных личностей. При этом, несмотря на бунты представителей, подобных Рудину, в целом интеллигенции придется молчаливо смириться с предложенной ей участью — как это делает отдельно взятый Лаврецкий. В этом заключается принципиальное отличие между двумя финалами и вообще двумя романами Тургенева, но, безусловно, в их сути есть и общее — автор приходит к мысли о закономерности и неизбежности наступления нового времени, новой эпохи и вместе с нею — совершенно нового типа личности. И в этом новом мире уже не остается места для изжившей себя интеллигенции.
Нельзя сказать, чтобы Рудин и Лаврецкий были недостаточно умны или нравственны, напротив, Тургенев подчеркивает таланты и своих персонажей, он утверждает здоровое начало в современной ему интеллигенции — тем удивительнее и трагичнее не его героев вырваться из оков своей эпохи и гибель физическая или, в большей степени, метафорическая, как результат этой не из-за такого неумения перестраиваться, при как бы выходить на новый уровень ни Рудина, ни Лаврецкого нельзя назвать положительным идеалом русской интеллигенции, но Тургенев видит в них воплощенные лучшие ее качества. Причем, от романа Рудин к роману Дворянское гнездо образ русского интеллигента приближается к идеальному и, хотя остается по-прежнему недее вызывает все большие сочувствие, симпатию и уважение. Нужно заметить, что в творчестве Тургенева интеллигенция вместе со своей эпохой уходит красиво, не теряя своего достоинства, хотя ее уход и ознаменован полным бессилием.
Финалы романов закономерно проводят читателя от трагического и патетичного — для Рудина — до закономерного, спокойного, окрашенного в тона светлой печали — для Лаврецкого. В такой последовательности отражается и закономерность поисков Тургенева. Во время написания Рудина он не видит для своего персонажа и, вероятно, всей русской интеллигенции в целом иного финала, кроме последнего крика в пустоту, отчаянного рывка перед окончательной гибелью — воплощенного в появлении Рудина где-то на баррикадах в Париже. В Дворянском гнезде же он приходит к пониманию того, что эпохе интеллигенции суждено просто-напросто медленно и неизбежно уйти в тень, уступить свое место новому поколению более подвижных и энергичных личностей. При этом, несмотря на бунты представителей, подобных Рудину, в целом интеллигенции придется молчаливо смириться с предложенной ей участью — как это делает отдельно взятый Лаврецкий. В этом заключается принципиальное отличие между двумя финалами и вообще двумя романами Тургенева, но, безусловно, в их сути есть и общее — автор приходит к мысли о закономерности и неизбежности наступления нового времени, новой эпохи и вместе с нею — совершенно нового типа личности. И в этом новом мире уже не остается места для изжившей себя интеллигенции.