В пустыне мы пробыли всего один день, правда, с ночевкой. Уже на закате мы заехали на гору, обрывающуюся в долину Мертвого моря, и решили поставить палатки там. Глянули на Иудейскую пустыню, и обоим нам пришло в голову, что пустыня - это открытый мозг земли. Завтра никуда не поедем, пока не спадет жара. Рано утром, пока еще прохладно, я сел на краю обрыва и смотрел, как меняется цвет воды – от угольно-черного до фиолетового. Потом, довольно резко, вода стала серо-голубой и наступила жара. Из-за очень яркого солнца и довольно бедного пейзажа изменения, происходящие над Мертвым морем с движением солнца, кажутся не постепенными, как положено в природе, а отдельными сценами, как в театре. Изменение сцены становится заметным только тогда, когда сцена уже другая. Игроки в этом театре - солнце и воздух, иорданские горы - занавес, а пейзаж – статисты.
Рано утром, пока еще прохладно, я сел на краю обрыва и смотрел, как меняется цвет воды – от угольно-черного до фиолетового. Потом, довольно резко, вода стала серо-голубой и наступила жара.
Из-за очень яркого солнца и довольно бедного пейзажа изменения, происходящие над Мертвым морем с движением солнца, кажутся не постепенными, как положено в природе, а отдельными сценами, как в театре.
Изменение сцены становится заметным только тогда, когда сцена уже другая. Игроки в этом театре - солнце и воздух, иорданские горы - занавес, а пейзаж – статисты.