Я не читала ( Грозы) но я читала Вишнёвый сад так что только могу это. Думаю подойдёт.«Вишневый сад»… Невозможно найти человека, который не знал бы этой пьесы Антона Павловича Чехова. Есть что-то удивительно трогательное в самом звучании этих слов — «вишневый сад». Это лебединая песня писателя, последнее «прости» миру, который мог бы быть человечнее, милосерднее, красивее. «Комедия в четырех действиях». Вспоминаются разговоры на уроке о том, что Чехов настойчиво рекомендовал ставить «Вишневый сад» именно как лирическую комедию. Ну что ж, попробуем увидеть в чеховской пьесе комедию, не забывая, однако же, о лиризме, неотъемлемом качестве Чехова-художника. «Уже май, цветут вишневые деревья», мы в имении, «прекрасней которого нет на свете». Сад «весь белый». Картина потрясающая! И чудится, что ангелы небесные никогда не покинут этот райский уголок. Разве возможны в этом божественном месте страдания людские? Здесь самый черствый, бездушный человек должен стать поэтом, преисполниться самых возвышенных чувств. Впрочем, не будем торопиться с выводами. Посмотрим на эту картину внимательнее. Чехов, проникновенный лирик, дает нам возможность взглянуть на сад со стороны, да еще на фоне заходящего солнца. И что же мы видим? «Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка… большие камни, когда-то бывшие… могильными плитами…» Что-то ущербное есть в этом пейзаже. И, конечно же, «ряд телефонных столбов» и видный сквозь ветки «большой город» вряд ли могут оживить его. На этом фоне – комедия? Возможно ли?
Первые страницы пьесы наполнены тревогой ожидания. Ждут хозяйку имения, Любовь Андреевну Раневскую, возвращающуюся из Парижа. И причину приезда едва ли можно назвать веселой: из-за отсутствия средств с молотка продается имение. То самое имение, в котором ее детство, где «счастье просыпалось» с ней каждое утро, где «длинная аллея» блестит в лунной ночи! Каждый предмет здесь необычайно дорог ей. Она не может без слез видеть детскую. И «столик» и «шкафчик» приводят ее в умиление. Нет, попытка поцеловать шкаф еще не делает пьесу комедией. И даже напыщенные фразы типа «дорогой, многоуважаемый шкаф…» не основание для подобного утверждения. Что же тогда? «Белая жилетка и желтые башмаки» Лопахина? Или книга в его руке, в которой он «ничего не понял»? Или то, что муж Раневской «умер от шампанского»? А может, Гаев, обожающий только «бильярд и леденцы», по-настоящему смешон? А Елиходов, «развитой человек», как он сам себя характеризует, читающий «разные замечательные книги», страдающий от невозможности дать ответ на почти гамлетовский вопрос: жить ему или застрелиться, — разве не смешон? А Дуняша, «нежная», «такая деликатная», что аж дух захватывает?
Первые страницы пьесы наполнены тревогой ожидания. Ждут хозяйку имения, Любовь Андреевну Раневскую, возвращающуюся из Парижа. И причину приезда едва ли можно назвать веселой: из-за отсутствия средств с молотка продается имение. То самое имение, в котором ее детство, где «счастье просыпалось» с ней каждое утро, где «длинная аллея» блестит в лунной ночи! Каждый предмет здесь необычайно дорог ей. Она не может без слез видеть детскую. И «столик» и «шкафчик» приводят ее в умиление. Нет, попытка поцеловать шкаф еще не делает пьесу комедией. И даже напыщенные фразы типа «дорогой, многоуважаемый шкаф…» не основание для подобного утверждения. Что же тогда? «Белая жилетка и желтые башмаки» Лопахина? Или книга в его руке, в которой он «ничего не понял»? Или то, что муж Раневской «умер от шампанского»? А может, Гаев, обожающий только «бильярд и леденцы», по-настоящему смешон? А Елиходов, «развитой человек», как он сам себя характеризует, читающий «разные замечательные книги», страдающий от невозможности дать ответ на почти гамлетовский вопрос: жить ему или застрелиться, — разве не смешон? А Дуняша, «нежная», «такая деликатная», что аж дух захватывает?