Чацкий – герой. Смею утверждать, он – первый герой русской литературы. До Онегина, Печорина, Базарова, кого угодно. Он герой 1822-23 годов, задуманный до восстания декабристов, а потому с верой в будущее, с верой в то, что мир можно изменить. Потом уже пришли герои разочарованные, ни на что не надеющиеся. Чацкий очень много говорит. К кому он обращается, перед кем мечет бисер? Перед зрителем. Он обращается не к тем, кого обличает, но к тем, кто может его понять. Не случайно в легендарном спектакле Товстоногова Сергей Юрский, игравший Чацкого, обращался к зрителю, как к своему доверенному лицу. Это Грибоедов обращался через Чацкого к зрителю. То есть учтем, конечно, что Грибоедов не верил в понимание, он был вполне циничным и желчным человеком, но своего Чацкого, своего аватара, он несколько опростил, спрямил и ему доверил веру. Он сделал его своим рупором, то есть несколько огрубил, ограничил. Чацкий чист, он романтичен, он устремлен ввысь, иначе в нем не было бы той энергии, которой мы очаровываемся.
Чацкий – герой. Смею утверждать, он – первый герой русской литературы. До Онегина, Печорина, Базарова, кого угодно. Он герой 1822-23 годов, задуманный до восстания декабристов, а потому с верой в будущее, с верой в то, что мир можно изменить. Потом уже пришли герои разочарованные, ни на что не надеющиеся. Чацкий очень много говорит. К кому он обращается, перед кем мечет бисер? Перед зрителем. Он обращается не к тем, кого обличает, но к тем, кто может его понять. Не случайно в легендарном спектакле Товстоногова Сергей Юрский, игравший Чацкого, обращался к зрителю, как к своему доверенному лицу. Это Грибоедов обращался через Чацкого к зрителю. То есть учтем, конечно, что Грибоедов не верил в понимание, он был вполне циничным и желчным человеком, но своего Чацкого, своего аватара, он несколько опростил, спрямил и ему доверил веру. Он сделал его своим рупором, то есть несколько огрубил, ограничил. Чацкий чист, он романтичен, он устремлен ввысь, иначе в нем не было бы той энергии, которой мы очаровываемся.