Произведение, включенное в «Вечерний альбом», датируется временем выхода первой поэтической книги — 1910 г. В тексте стихотворения нашли выражение принципы дневниковости, положенные автором в основу художественного метода и ярко проявившиеся в раннем творчестве.
Заглавие произведению дало обозначение конкретного временного промежутка. С ним связаны переживания лирической героини: печаль, скука, разочарование. Метафора, открывающая текст, уподобляет негативные чувства тени зеркального отражения, лежащей на сердце. Ощущение бесконечности грусти является отражением эффекта растянутого времени на уровне личных эмоций.
На основании впечатлений, соотносящихся с определенным отрезком дня, читатель может судить о психологическом портрете лирического «я». Чувствительная героиня настороженно относится к людям: она успела столкнуться с отрицательной стороной процесса общения, ложью и жестокостью. Мифологизируя указанное время суток, субъект речи связывает всплеск негатива с неблаготворным влиянием сумеречных часов на поступки людей. Однако в глубине души героиня остается доброй, отходчивой, готовой простить близкого человека.
Интересно, что описание сложного внутреннего состояния предшествует изображению внешних проявлений переживаний: сначала субъект речи рассказывает о своем отчаянии, а потом сообщает о желании заплакать и платке, который нервные пальцы скрутили в жгут.
Автобиографический характер цветаевского лирического переживания нашел подтверждение в свидетельствах современников. Именно такой временной интервал фигурирует в воспоминаниях Анастасии Цветаевой. Когда обе сестры учились в частном пансионе во Фрейбурге, в послеобеденные часы воспитанницам полагалось делать уроки. Разговоры и чтение художественной литературы были под запретом. Девушки восприняли строгий, созданный по немецким меркам режим как настоящее мучение: быстро справившись с домашним заданием, они были вынуждены сидеть безмолвно без всякого дела и движения. В художественном тексте точно переданы ощущения скуки и бессилия, пережитые подростками.
О глубоком драматизме жизни, который проявляется в рядовых ситуациях, говорится и в произведении «Пасха в апреле», также имеющим автобиографические истоки. Тоска героини, в унынии бродящей по двору, контрастирует с радостной атмосферой религиозного праздника и картиной весеннего тепла.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!
«Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли.
Произведение, включенное в «Вечерний альбом», датируется временем выхода первой поэтической книги — 1910 г. В тексте стихотворения нашли выражение принципы дневниковости, положенные автором в основу художественного метода и ярко проявившиеся в раннем творчестве.
Заглавие произведению дало обозначение конкретного временного промежутка. С ним связаны переживания лирической героини: печаль, скука, разочарование. Метафора, открывающая текст, уподобляет негативные чувства тени зеркального отражения, лежащей на сердце. Ощущение бесконечности грусти является отражением эффекта растянутого времени на уровне личных эмоций.
На основании впечатлений, соотносящихся с определенным отрезком дня, читатель может судить о психологическом портрете лирического «я». Чувствительная героиня настороженно относится к людям: она успела столкнуться с отрицательной стороной процесса общения, ложью и жестокостью. Мифологизируя указанное время суток, субъект речи связывает всплеск негатива с неблаготворным влиянием сумеречных часов на поступки людей. Однако в глубине души героиня остается доброй, отходчивой, готовой простить близкого человека.
Интересно, что описание сложного внутреннего состояния предшествует изображению внешних проявлений переживаний: сначала субъект речи рассказывает о своем отчаянии, а потом сообщает о желании заплакать и платке, который нервные пальцы скрутили в жгут.
Автобиографический характер цветаевского лирического переживания нашел подтверждение в свидетельствах современников. Именно такой временной интервал фигурирует в воспоминаниях Анастасии Цветаевой. Когда обе сестры учились в частном пансионе во Фрейбурге, в послеобеденные часы воспитанницам полагалось делать уроки. Разговоры и чтение художественной литературы были под запретом. Девушки восприняли строгий, созданный по немецким меркам режим как настоящее мучение: быстро справившись с домашним заданием, они были вынуждены сидеть безмолвно без всякого дела и движения. В художественном тексте точно переданы ощущения скуки и бессилия, пережитые подростками.
О глубоком драматизме жизни, который проявляется в рядовых ситуациях, говорится и в произведении «Пасха в апреле», также имеющим автобиографические истоки. Тоска героини, в унынии бродящей по двору, контрастирует с радостной атмосферой религиозного праздника и картиной весеннего тепла.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!
«Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли.