Сопоставте события, поступки скруджа в строфе первой и строфе пятой. что в них общего и что различного? рождественская песнь в прозе. ​

Базаров – главный герой романа «Отцы и дети». Он нигилист. Нигилист (по Тургеневу) – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.         Наш герой - человек незаурядный и интересуется наукой: “Главный предмет его – естественные науки. Он в будущем году хочет держать на доктора”.  Он любит высказывать свои мнения как философские, так и научные: “Есть науки, как есть ремесла, знания; а науки вообще не существуют вовсе… изучать отдельные личности не стоит труда…”, “Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других”,  “Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой”, “Мы теперь вообще над медициной смеемся и ни перед кем не приклоняемся ”. Таким образом, мы видим, что Базаров все отрицает. Его вера основана только на научной истинности.          Базаров скептически относится к поэзии и искусству:  “Рафаэль медного гроша не стоит”. По его мнению, поэзия – ерунда, читать Пушкина потерянное время, заниматься музыкою  - смешно: “Третьего дня, я смотрю он Пушкина читает… Помилуй! В сорок четыре года человек – отец семейства… играет на виолончели!” А природу он называет «пустяком»:  “Природа, не храм, а мастерская, и человек в ней работник…” Базарова раздражают красивые речи: “О, друг мой Аркадий! Об одном тебя: не говори красиво!”,  “Я нахожу, что говорить красиво - неприлично”. А в поступках людей нигилист отрицает душу и чувства. Всякое проявление чувств воспринимается Базаровым как слабость, в том числе и сыновья привязанность к родителям. Отношение к любви герой высказывает уже в начале романа:  “И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной?...Это все романтизм, чепуха, гниль, художества. И охота же быть романтиком в нынешнее время!” Взгляды Базарова вполне соответствуют его нигилистическим воззрениям. Наш герой отрицает любовь, музыку, поэзию, искусство, наслаждение природой. Все это проявление нового поведения, открытого Тургеневым и навеки запечатленным в образе Базарова.

Красивое и длинное. . ."ВАЛЕРИК" 

Я к вам пишу случайно; право, 
Не знаю, как и для чего. 
Я потерял уж это право. 
И что скажу вам? - ничего! 
Что помню вас? - но, боже правый, 
Вы это знаете давно; 
И вам, конечно, все равно. 

И знать вам также нету нужды, 
Где я? что я? в какой глуши? 
Душою мы друг другу чужды, 
Да вряд ли есть родство души. 
Страницы читая, 
Их по порядку разбирая 
Теперь остынувшим умом, 
Разуверяюсь я во всем. 
Смешно же сердцем лицемерить 
Перед собою столько лет; 
Добро б еще морочить свет! 
Да и притом, что пользы верить 
Тому, чего уж больше нет? . 
Безумно ждать любви заочной? 
В наш век все чувства лишь на срок; 
Но я вас помню - да и точно, 
Я вас никак забыть не мог! 

Во-первых, потому, что много 
И долго, долго вас любил, 
Потом страданьем и тревогой 
За дни блаженства заплатил; 
Потом в раскаянье бесплодном 
Влачил я цепь тяжелых лет 
И размышлением холодным 
Убил последний жизни цвет. 
С людьми сближаясь осторожно, 
Забыл я шум младых проказ, 
Любовь, поэзию, - но вас 
Забыть мне было невозможно. 

И к этой мысли я привык, 
Мой крест несу я без роптанья: 
То иль другое наказанье? 
Не все ль одно. Я жизнь постиг; 
Судьбе, как турок иль татарин, 
За все я ровно благодарен; 
У бога счастья не
И молча зло переношу. 
Быть может, небеса Востока 
Меня с ученьем их пророка 
Невольно сблизили. Притом 
И жизнь всечасно кочевая, 
Труды, заботы ночь и днем, 
Все, размышлению мешая, 
Приводит в первобытный вид 
Больную душу: сердце спит, 
Простора нет воображенью. . 
И нет работы голове. . 
Зато лежишь в густой траве 
И дремлешь под широкой тенью 
Чинар иль виноградных лоз, 
Кругом белеются палатки; 
Казачьи тощие лошадки 
Стоят рядком повеся нос; 
У медных пушек спит прислуга. 
Едва дымятся фитили; 
Попарно цепь стоит вдали; 
Штыки горят под солнцем юга. 
Вот разговор о старине 
В палатке ближней слышен мне; 
Как при Ермолове ходили 
В Чечню, в Аварию, к горам; 
Как там дрались, как мы их били, 
Как доставалося и нам; 
И вижу я неподалеку 
У речки, следуя пророку, 
Мирной татарин свой намаз 
Творит, не подымая глаз; 
А вот кружком сидят другие. 
Люблю я цвет их желтых лиц, 
Подобный цвету ноговиц, 
Их шапки, рукава худые, 
Их темный и лукавый взор 
И их гортанный разговор. 
Чу - дальний выстрел. Прожужжала 
Шальная пуля. . славный звук. . 
Вот крик - и снова все вокруг 
Затихло. . Но жара уж спа'ла, 
Ведут коней на водопой, 
Зашевелилася пехота; 
Вот проскакал один, другой! 
Шум, говор. Где вторая рота? 
Что, вьючить? - что же капитан? 
Повозки выдвигайте живо! 
"Савельич! " - "Ой ли! " - "Дай огниво! " 
Подъем ударил барабан