Произведение насыщено таким средством выразительности, как эпитеты: степью лазурною, с милого севера, цепью жемчужною. Среди них особо выделяются метафорические эпитеты: вечно свободные, вечно холодные, нивы бесплодные. Стихотворение богато метафорами одушевления, относящимися к тучам:мчитесь вы, кто же вас гонит, чужды вам страсти и чужды страдания, вам наскучили нивы. Метафоры, характеризуя тучи, одновременно раскрывают внутренний мир лирического героя. В стихотворении встречается также олицетворение (тучи – странники) и такая стилистическая фигура, как анафора («Или на вас тяготит преступление?//Или друзей клевета ядовитая?»).
Я нашла! Как вам такой Атос? Мне из мушкетёров именно Атос почему-то запомнился особенно ярко, и все экранизации вызывали у меня большую досаду тем, что изображали Атоса отвлечённо прекрасным, благородным, очень добрым и несчастным молчаливым графом... Только в новой экранизации я наконец-то вижу того, книжного Атоса.
Тем, кто не верит, что это Атос, просто процитирую отрывок из книги: "Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее. – Вы непременно этого хотите? – спросил он. – Я очень вас, – ответил д'Артаньян. – Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, – сказал Атос с мрачной улыбкой, – некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась – она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой – он был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец, болван, осел! – Но почему же, если он любил ее? – спросил д'Артаньян. – Подождите, – сказал Атос. – Он увез ее в свой замок и сделал из нее первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость – она отлично справлялась со своей ролью... – И что же? – спросил д'Артаньян. – Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с мужем, – продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, – она упала с лошади и лишилась чувств. Граф бросился к ней на и так как платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо. Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! – сказал Атос, разражаясь громким смехом. – Откуда же я могу это знать? – возразил д'Артаньян. – Цветок лилии, – сказал Атос. – Она была заклеймена! И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке. – Какой ужас! – вскричал д'Артаньян. – Этого не может быть! – Это правда, дорогой мой. Ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой. – Что же сделал граф? – Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве. – О, боже, Атос! Да ведь это убийство! – вскричал д'Артаньян. – Да, всего лишь убийство... – сказал Атос, бледный как смерть. – Но что это? Кажется, у меня кончилось вино... И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки. Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним. – Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных женщин, – сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать притчу о графе. – Желаю я вам того же. Выпьем! – Так она умерла? – пробормотал д'Артаньян. – Еще бы! – сказал Атос. – Давайте же ваш стакан... Ветчины, бездельник! – крикнул он. – Мы не в состоянии больше пить! – А ее брат? – робко спросил д'Артаньян. – Брат? – повторил Атос. – Да, священник. – Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он предупредил меня и успел покинуть свой приход. – И вы так и не узнали, кто был этот негодяй? – Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того, чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что его четвертовали. – О, боже мой, боже! – произнес д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом. – Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, – сказал Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. – Какая жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы выпил на пятьдесят бутылок больше. Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит. – Разучилась пить молодежь, – сказал Атос, глядя на него с сожалением, – а ведь этот еще из лучших!
Как вам такой Атос? Мне из мушкетёров именно Атос почему-то запомнился особенно ярко, и все экранизации вызывали у меня большую досаду тем, что изображали Атоса отвлечённо прекрасным, благородным, очень добрым и несчастным молчаливым графом... Только в новой экранизации я наконец-то вижу того, книжного Атоса.
Тем, кто не верит, что это Атос, просто процитирую отрывок из книги:
"Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.
– Вы непременно этого хотите? – спросил он.
– Я очень вас, – ответил д'Артаньян.
– Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, – сказал Атос с мрачной улыбкой, – некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась – она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой – он был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец, болван, осел!
– Но почему же, если он любил ее? – спросил д'Артаньян.
– Подождите, – сказал Атос. – Он увез ее в свой замок и сделал из нее первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость – она отлично справлялась со своей ролью...
– И что же? – спросил д'Артаньян.
– Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с мужем, – продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, – она упала с лошади и лишилась чувств. Граф бросился к ней на и так как платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо. Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! – сказал Атос, разражаясь громким смехом.
– Откуда же я могу это знать? – возразил д'Артаньян.
– Цветок лилии, – сказал Атос. – Она была заклеймена!
И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке.
– Какой ужас! – вскричал д'Артаньян. – Этого не может быть!
– Это правда, дорогой мой. Ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой.
– Что же сделал граф?
– Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.
– О, боже, Атос! Да ведь это убийство! – вскричал д'Артаньян.
– Да, всего лишь убийство... – сказал Атос, бледный как смерть. – Но что это? Кажется, у меня кончилось вино...
И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки.
Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним.
– Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных женщин, – сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать притчу о графе. – Желаю я вам того же. Выпьем!
– Так она умерла? – пробормотал д'Артаньян.
– Еще бы! – сказал Атос. – Давайте же ваш стакан... Ветчины, бездельник! – крикнул он. – Мы не в состоянии больше пить!
– А ее брат? – робко спросил д'Артаньян.
– Брат? – повторил Атос.
– Да, священник.
– Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он предупредил меня и успел покинуть свой приход.
– И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?
– Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того, чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что его четвертовали.
– О, боже мой, боже! – произнес д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом.
– Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, – сказал Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. – Какая жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы выпил на пятьдесят бутылок больше.
Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
– Разучилась пить молодежь, – сказал Атос, глядя на него с сожалением, – а ведь этот еще из лучших!