Спроблемой (1)я держу в руках книгу, мою повесть «последний поклон». (2)«мою», – говорю я и задумываюсь: какая же она моя, когда ушла от меня и принадлежит смутно мною видимому читателю, лицо которого я пытаюсь и не могу себе представить, ибо многолик он, и «моей» повесть была до тех пор, пока я работал, писал ее, выдумывал. (3)я и заглядываю-то в нее теперь редко и, как правило, в первое издание книги, осуществленное пермским издательством в 1968 году. (4)что влечет меня к этой книге? (5)чем она, уже «ушедшая», чарует меня? (6)а тем, что есть у нее еще один автор – художник алеша мотовилов. (7)это он сделал из моей повести книгу, а до этого она была просто рукописью, напечатанной на машинке. (8)сейчас же она «построена», как дом: в ней есть крыша, крыльцо, сени и даже кружевные занавески на окнах, а дом весь заселен народом, птицами, скотом. (9)есть тут и лес, и горы, и река… (10)всему этому существуют специальные названия: обложка, форзац, фронтиспис, титул… (11)но как-то не подходят, не годятся эти слова для книги, построенной алешей, – настолько она одухотворена, мелодична и красива. (12)вот я написал «мелодична» и только тут понял, что в работе художника, так же как и писателя, должен быть свой «голос», своя «мелодия», и, если они соединяются вместе, получается произведение, звуки которого непременно тронут душу человека, коему и назначается труд художника. (13)алеша вместе со своей женой верой долго работал над моей книгой. (14)он не умел, а может, не хотел уходить от текста и добивался точного, образного совпадения с героями книги, пейзажем и в то же время не следовал слепо натуре… (15)создавая книгу, выстраивая ее, он не изменял своему видению мира, своему глазу и ощущениям своим, но и не игнорировал того материала, над которым работал, не подавлял автора, как это нередко делают сейчас художники-графики, заботясь прежде всего о своей «оригинальности». (16)алеша не мог оформлять кого угодно, ему надобно было «почувствовать» писателя, полюбить его книгу и как бы соединиться с автором воедино. (17)мне такие художники ближе, и оттого, наверное, когда я открываю «поклон» в алешином исполнении, то я слышу музыку прожитого художником времени, от которого осталась вот эта тихая симфония в рисунках, и чувствую мир его живым и трепетным. (18)в работе, только в работе душа человеческая. (19)алеша сделал много за свою короткую и неброскую жизнь, но до обидного мало успел он поработать в графике, где с первой же книги был замечен, и для «последнего поклона» я уже другого художника не мыслил и не выбирал. (20)и вот его уже нет. (21)но остались сыновья, которые пошли по линии отца и матери; остались книги и картины, одна из них висит у меня в квартире на стене – небольшой пейзаж, исполненный гуашью, на нем наивная голубая речка, коровы, пасущиеся на косогоре, лесок за ним, желтые копны на яру и по-над речкой сизый ольшаник, а из него течет тропинка на косогор и дальше к небу, где загадочно проступают высокие горы… (22)в свой приезд в быковку написал алеша этот пейзаж, который стал как бы всеместным, и предосенняя грусть его, и загадочная даль, и отобранные детали, знакомые и родственные каждому, – это наша земля, просторная и прекрасная, как жизнь… (23)в день моего отъезда из перми алеша принес мне эту картину, как всегда стесняясь чего-то, тихонько, чтобы никто не видел, подарил ее… (24)больше я алешу никогда не видел, но есть у меня книга, им сделанная, и картина. (25)это – добрая память о нем. (26)да вот беда: память никогда не заменит живого человека, и грустно мне, и горько, что не побродить уж нам вместе по тропинкам родной земли, что невозможно уж сказать себе: «(27)вот когда закончу эту книгу, по чтобы ее оформил алеша: уж мелодия звучит в его рисунках…»
Я бы взяла такую :" Память о человеке в его делах". (24)Больше я Алешу никогда не видел, но есть у меня книга, им сделанная, и картина. (25)Это – добрая память о нем.