Люди срываются с насиженных мест в поисках лучшей, “легкой” жизни: некоторые из них так и не находят себе пристанища. Так возникает в художественном мире Юрия Казакова тип странника, скитальца. Писатель, сложивший в “Северном дневнике” вдохновенную оду дороге, считавший, что “не проходит вовеки только очарование движения, память о счастье, о ветре, о стуке колес, шуме воды или шорохе собственных шагов”. Дорога “может обернуться ловушкой для натуры неразвитой, принести ей внутреннее опустошение”. Куда и зачем ехать, как и зачем жить? Без попытки ответить на эти вопросы, “без нравственного чувства, без призвания - словом, без внутренней идеи, придающей жизни смысл и значение”, она становится легкой, пустой, бездумной. Герой рассказа «По дороге» Снегирев стремится к движению как к возможности отрешиться от бренности и суетности мирского бытия, а главное – осознать и ощутить ценность вечных основ витальной энергии на Земле: «По ночам, в одиноких рейсах, легко думалось о забывалась обида на Сибирь, меркло все плохое, будто и не было его никогда, а оставалась одна красота и мощь горных кряжей, неистовых русских рек…» . Не случайно в дороге лицо Ильи Снегирева принимает «сосредоточенно-мечтательное выражение» , свидетельствующее о восприятии им действительности в искаженном иллюзорно-идиллическом виде. Жажда «легкой жизни» приводит его к пути в бесконечность, который невероятно труден.
Рассказ о книгопечатании и бумаге начинается с нарочито нравоучительного повествования о том, как люди страдали до изобретения бумаги, а заканчивается не менее напыщенным объяснением, что без Гутенберга человечество никак не изменилось бы за последние четыреста лет. Последнее словечко («Ужас!») носит характер восклицания какой-нибудь глупой барышни во время страшного рассказа на светском вечере.
Словосочетания «чёрт знает на чём» и «что подвёртывалось под руку» введены в текст для того, чтобы создать у читателя впечатление, что автор демонстративно не желает разбираться в этом и что, собственно, и разбираться здесь не в чем, потому что всё Средневековье было одной несусветной глупостью, а поступки людей не имели тогда никаких побудительных мотивов.
При использовании таких выражений в «историческом труде» создаётся эффект перепада стилей и тем: вся предыдущая фраза настраивает на серьёзное и вдумчивое продолжение, а в результате оказывается безответственным вздором.
Герой рассказа «По дороге» Снегирев стремится к движению как к возможности отрешиться от бренности и суетности мирского бытия, а главное – осознать и ощутить ценность вечных основ витальной энергии на Земле: «По ночам, в одиноких рейсах, легко думалось о забывалась обида на Сибирь, меркло все плохое, будто и не было его никогда, а оставалась одна красота и мощь горных кряжей, неистовых русских рек…» .
Не случайно в дороге лицо Ильи Снегирева принимает «сосредоточенно-мечтательное выражение» , свидетельствующее о восприятии им действительности в искаженном иллюзорно-идиллическом виде.
Жажда «легкой жизни» приводит его к пути в бесконечность, который невероятно труден.
Рассказ о книгопечатании и бумаге начинается с нарочито нравоучительного повествования о том, как люди страдали до изобретения бумаги, а заканчивается не менее напыщенным объяснением, что без Гутенберга человечество никак не изменилось бы за последние четыреста лет. Последнее словечко («Ужас!») носит характер восклицания какой-нибудь глупой барышни во время страшного рассказа на светском вечере.
Словосочетания «чёрт знает на чём» и «что подвёртывалось под руку» введены в текст для того, чтобы создать у читателя впечатление, что автор демонстративно не желает разбираться в этом и что, собственно, и разбираться здесь не в чем, потому что всё Средневековье было одной несусветной глупостью, а поступки людей не имели тогда никаких побудительных мотивов.
При использовании таких выражений в «историческом труде» создаётся эффект перепада стилей и тем: вся предыдущая фраза настраивает на серьёзное и вдумчивое продолжение, а в результате оказывается безответственным вздором.