ГЛАВА VII “Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных... приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу высокого строя своей лиры— и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы. Он чудно польстил (людям), сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека. Великим всемирным поэтом именуют его... Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и... дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слез... Ибо не признает современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл создания... и все обратит в упрек и поношенье непризнанному писателю; без участья, как бессемейный спутник, останется он один посреди дороги. Сурово его поприще, и горько почувствует он свое одиночество”. После этого грустного лирического отступления автор возвращается к Чичикову, который, проснувшись и полежав немного, щелкнул рукой при мысли, что у него без малого четыреста душ. Ему хотелось поскорее кончить все, а потому он решил сам сочинить крепости, написать и переписать их, чтобы не платить подьячим. В два часа все было готово. И вот, глядя на эти листки, списки людей, которые когда-то были живы, что-то чувствовали и делали, Чичиков вдруг останавливается и слегка задумывается. Но пора! Чичиков отправляется в гражданскую палату. Не успел он выйти на улицу, как наткнулся на Манилова, который принялся его обнимать и лобызать. Манилов подает Чичикову бумагу, свернутую в трубочку и связанную розовой ленточкой. После некоторых блужданий по конторе приятели оказываются у так называемого крепостного стола, где сидит сам Иван Антонович. Даже имея таких знакомых, как председатель палаты, Чичикову все же приходится ему кое-что “сунуть”. В зале присутствия они увидели, кроме председателя, и Собакевича. Чичиков передал председателю письмо от Плюшкина, и председатель согласился быть поверенным. Чичиков просит закончить все побыстрее, потому что ему хотелось завтра бы уехать из города. Председатель обещает. Чичиков просит послать за поверенным одной помещицы, с которой он тоже совершил сделку. Это сын протопопа отца Кирилла. Председатель и это обещает сделать тут же. Пока Чичиков рассказывает о том, что своих крестьян он намерен поселить в Херсонской губернии, приходят необходимые свидетели, и все расписались каждый как мог. Известный Иван Антонович управился весьма проворно: крепости были записаны, помечены, занесены в книгу и куда следует. Председатель приказал даже взять с Чичикова только половину пошлинных денег, отнеся вторую половину на счет другого какого-то просителя. После этого председатель предлагает вспрыснуть покупку. Для таких дел у них есть незаменимый человек — полицеймейстер. Тот шепнул что надо на ухо квартальному — и вскоре стол был готов. За обедом подгулявшие приятели уговаривают Чичикова не уезжать и вообще тут жениться. Чичиков, захмелев, болтает про трехпольное хозяйство, воображая себя уже настоящим херсонским
помещиком. Отправляясь на бричке в го'стиницу, Чичиков даже дал Селифану указание собрать всех вновь переселившихся мужиков и сделать перекличку. Прибыв на место, Селифан зовет Петрушку, тот раздевает и укладывает барина, пока Селифан занимается в конюшне, а потом они дружно идут на другую сторону улицы, в кабак.
Им около двенадцати лет. Лицо Илюши довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое. Губы сжатые, сдвинутые брови, волосы жёлтые почти белые. Одет в новые лапти и онучи, толстая верёвка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивает его опрятную чёрную свитку. У Павлуши волосы всклокоченные, чёрные, серые глаза, широкие скулы, бледное лицо, большой, но правильный рот, вся голова огромная, тело приземистое, неуклюжее. Илюша рассказывает и знает больше историй, чем Павел. Он убеждён в своих рассказах, говорит с жаром, испытывает страх, он многословен и эмоционален. Павлуша же наоборот почти не верит в поверья и сказанья, говорит кратко смело и во всём пытается найти решение. - Ах, это примета дурная, - с расстановкой проговорил Илюша. - Ну, ничего, пущай! – произнёс Павел решительно – судьбы не минуешь. Всё же автору больше симпатичен Павлуша, потому что он смелый, бесстрашный и удалой: «И всё же он мне понравился». Автор любуется тем моментом, когда убежали собаки, Павлуша без хворостинки в руке, ночью поскакал один на волка: «Что за славный мальчик!» Так же автора удивляет то, как он один в темноте пошёл к реке за водой и услышал голос покойного Васи. Все мальчики начали креститься, а Павлуша отреагировал очень спокойно. В том же году Павла не стало, он убился, упав с лошади. Автор с сожалением рассказывает об этом: «Жаль, славный был парень!»
ГЛАВА VII
“Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных... приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу высокого строя своей лиры— и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы. Он чудно польстил (людям), сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека. Великим всемирным поэтом именуют его... Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и... дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слез... Ибо не признает современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл создания... и все обратит в упрек и поношенье непризнанному писателю; без участья, как бессемейный спутник, останется он один посреди дороги. Сурово его поприще, и горько почувствует он свое одиночество”.
После этого грустного лирического отступления автор возвращается к Чичикову, который, проснувшись и полежав немного, щелкнул рукой при мысли, что у него без малого четыреста душ. Ему хотелось поскорее кончить все, а потому он решил сам сочинить крепости, написать и переписать их, чтобы не платить подьячим. В два часа все было готово. И вот, глядя на эти листки, списки людей, которые когда-то были живы, что-то чувствовали и делали, Чичиков вдруг останавливается и слегка задумывается. Но пора! Чичиков отправляется в гражданскую палату. Не успел он выйти на улицу, как наткнулся на Манилова, который принялся его обнимать и лобызать. Манилов подает Чичикову бумагу, свернутую в трубочку и связанную розовой ленточкой. После некоторых блужданий по конторе приятели оказываются у так называемого крепостного стола, где сидит сам Иван Антонович. Даже имея таких знакомых, как председатель палаты, Чичикову все же приходится ему кое-что “сунуть”. В зале присутствия они увидели, кроме председателя, и Собакевича. Чичиков передал председателю письмо от Плюшкина, и председатель согласился быть поверенным. Чичиков просит закончить все побыстрее, потому что ему хотелось завтра бы уехать из города. Председатель обещает. Чичиков просит послать за поверенным одной помещицы, с которой он тоже совершил сделку. Это сын протопопа отца Кирилла. Председатель и это обещает сделать тут же. Пока Чичиков рассказывает о том, что своих крестьян он намерен поселить в Херсонской губернии, приходят необходимые свидетели, и все расписались каждый как мог. Известный Иван Антонович управился весьма проворно: крепости были записаны, помечены, занесены в книгу и куда следует. Председатель приказал даже взять с Чичикова только половину пошлинных денег, отнеся вторую половину на счет другого какого-то просителя. После этого председатель предлагает вспрыснуть покупку. Для таких дел у них есть незаменимый человек — полицеймейстер. Тот шепнул что надо на ухо квартальному — и вскоре стол был готов. За обедом подгулявшие приятели уговаривают Чичикова не уезжать и вообще тут жениться. Чичиков, захмелев, болтает про трехпольное хозяйство, воображая себя уже настоящим херсонским
помещиком. Отправляясь на бричке в го'стиницу, Чичиков даже дал Селифану указание собрать всех вновь переселившихся мужиков и сделать перекличку. Прибыв на место, Селифан зовет Петрушку, тот раздевает и укладывает барина, пока Селифан занимается в конюшне, а потом они дружно идут на другую сторону улицы, в кабак.
У Павлуши волосы всклокоченные, чёрные, серые глаза, широкие скулы, бледное лицо, большой, но правильный рот, вся голова огромная, тело приземистое, неуклюжее.
Илюша рассказывает и знает больше историй, чем Павел. Он убеждён в своих рассказах, говорит с жаром, испытывает страх, он многословен и эмоционален. Павлуша же наоборот почти не верит в поверья и сказанья, говорит кратко смело и во всём пытается найти решение.
- Ах, это примета дурная, - с расстановкой проговорил Илюша.
- Ну, ничего, пущай! – произнёс Павел решительно – судьбы не минуешь.
Всё же автору больше симпатичен Павлуша, потому что он смелый, бесстрашный и удалой: «И всё же он мне понравился». Автор любуется тем моментом, когда убежали собаки, Павлуша без хворостинки в руке, ночью поскакал один на волка: «Что за славный мальчик!» Так же автора удивляет то, как он один в темноте пошёл к реке за водой и услышал голос покойного Васи. Все мальчики начали креститься, а Павлуша отреагировал очень спокойно.
В том же году Павла не стало, он убился, упав с лошади. Автор с сожалением рассказывает об этом: «Жаль, славный был парень!»