греческие мифы, позднее заимствованные этрусками и римлянами, повествуют о 12 подвигах геракла, одним из которых было похищение коров великана гериона. со слов страбона, который цитировал пиндара, следует, что в ходе своего путешествия на запад геракл отметил самую дальнюю точку своего маршрута. эта точка и служила границей для мореплавателей в античную эпоху, поэтому в переносном смысле «геркулесовы столбы» — это край света, предел мира и выражение «дойти до геркулесовых столбов» означает «дойти до предела» .
некоторые римские источники , что когда на пути у геракла встали атласские горы, он не стал взбираться на них, а пробил себе пусть насквозь, таким образом проложив гибралтарский пролив и соединив средиземное море с атлантическим океаном. две горы, образовавшиеся по берегам пролива, стали именоваться именем героя. диодор сицилийский же, напротив, утверждал, что геракл не пробил перешеек, а наоборот, сузил уже существовавший канал, чтобы чудовища из океана не могли попасть в средиземное море.
если верить платону, мифическая атлантида располагалась за геркулесовыми столбами.
нравственный, практический опыт народа был для крылова большей частью выше философских и иных учений. он стал почвой, на которой, по убеждению баснописца, произрастали и культура, и наука, на которой держался весь социальный порядок. в этом легко убедиться, сравнив басню “верхушка и корень” м.н. муравьева и басню “листья и корни” крылова.
в басне “верхушка и корень” муравьев подразумевал под верхушкой правительство, а под корнем – народ. корень взбунтовался и перестал “кормить, поить и на себе носить” верхушку. результат оказался плачевным:
приблекло деревцо, свернулись ветки вдруг,
и наконец верхушка – бух;
и корень мой с тех пор стал превращен в колоду.
муравьев – сторонник того взгляда, что социальный организм целен и потому каждое сословие должно выполнять положенную ему работу, но при этом благополучие корня зависит от верхушки, от ее умственной деятельности. крылов нисколько не возражает против иерархии сословий и их места под солнцем. он не осуждает листы за то, что они красивы, пышны и величавы. корни говорят им: “красуйтесь в добрый час! ” но баснописец высмеивает хвастовство и надменность листов, недальновидно и безумно отвергающих тех, кто “питает” их и дает им возможность “цвести”:
а если корень иссушится, —
не станет дерева, ни вас, —
отвечают корни листам. здесь речь уже идет не о сентиментальном сочувствии к смиренным и незаметным труженикам, а о самых основах социального порядка. в басне крылова, по сравнению с басней муравьева, вносится поправка: процветание государства зависит не только от листов, но и от смиренных корней, которые, “роясь в темноте”, питают вознесшихся над ними. мысль крылова ясна: если “дерево” обозначает цельный государственный организм, то важны все его части, в забвение хотя бы тех же невидимых корней пагубно для его благополучия. тут крылов снова не приемлет характерные “крайности”, сопоставляя в яркой антитезе красоту листов и смиренную долю корней, живущих “в темноте”. при этом он вовсе не отвергает величия дворянской культуры, ее красоту и ценность. у него нет дилеммы – либо листы, либо корни. он настаивает на единстве общества и культуры – и листы, и корни.
греческие мифы, позднее заимствованные этрусками и римлянами, повествуют о 12 подвигах геракла, одним из которых было похищение коров великана гериона. со слов страбона, который цитировал пиндара, следует, что в ходе своего путешествия на запад геракл отметил самую дальнюю точку своего маршрута. эта точка и служила границей для мореплавателей в античную эпоху, поэтому в переносном смысле «геркулесовы столбы» — это край света, предел мира и выражение «дойти до геркулесовых столбов» означает «дойти до предела» .
некоторые римские источники , что когда на пути у геракла встали атласские горы, он не стал взбираться на них, а пробил себе пусть насквозь, таким образом проложив гибралтарский пролив и соединив средиземное море с атлантическим океаном. две горы, образовавшиеся по берегам пролива, стали именоваться именем героя. диодор сицилийский же, напротив, утверждал, что геракл не пробил перешеек, а наоборот, сузил уже существовавший канал, чтобы чудовища из океана не могли попасть в средиземное море.
если верить платону, мифическая атлантида располагалась за геркулесовыми столбами.
ответ:
объяснение:
нравственный, практический опыт народа был для крылова большей частью выше философских и иных учений. он стал почвой, на которой, по убеждению баснописца, произрастали и культура, и наука, на которой держался весь социальный порядок. в этом легко убедиться, сравнив басню “верхушка и корень” м.н. муравьева и басню “листья и корни” крылова.
в басне “верхушка и корень” муравьев подразумевал под верхушкой правительство, а под корнем – народ. корень взбунтовался и перестал “кормить, поить и на себе носить” верхушку. результат оказался плачевным:
приблекло деревцо, свернулись ветки вдруг,
и наконец верхушка – бух;
и корень мой с тех пор стал превращен в колоду.
муравьев – сторонник того взгляда, что социальный организм целен и потому каждое сословие должно выполнять положенную ему работу, но при этом благополучие корня зависит от верхушки, от ее умственной деятельности. крылов нисколько не возражает против иерархии сословий и их места под солнцем. он не осуждает листы за то, что они красивы, пышны и величавы. корни говорят им: “красуйтесь в добрый час! ” но баснописец высмеивает хвастовство и надменность листов, недальновидно и безумно отвергающих тех, кто “питает” их и дает им возможность “цвести”:
а если корень иссушится, —
не станет дерева, ни вас, —
отвечают корни листам. здесь речь уже идет не о сентиментальном сочувствии к смиренным и незаметным труженикам, а о самых основах социального порядка. в басне крылова, по сравнению с басней муравьева, вносится поправка: процветание государства зависит не только от листов, но и от смиренных корней, которые, “роясь в темноте”, питают вознесшихся над ними. мысль крылова ясна: если “дерево” обозначает цельный государственный организм, то важны все его части, в забвение хотя бы тех же невидимых корней пагубно для его благополучия. тут крылов снова не приемлет характерные “крайности”, сопоставляя в яркой антитезе красоту листов и смиренную долю корней, живущих “в темноте”. при этом он вовсе не отвергает величия дворянской культуры, ее красоту и ценность. у него нет дилеммы – либо листы, либо корни. он настаивает на единстве общества и культуры – и листы, и корни.