Рассказ Юрия Яковлева "А Воробьев стекло не выбивал" повествует о школьниках. В классе был мальчик по фамилии Семин. Он считал, что все должны говорить правду, что не бывает маленькой лжи, она всегда большая. Однажды кто-то выбил в школе стекло. Все подумали, что стекло выбил футболист Воробьев, он всегда бил все стекла. Но Семин знал, что это был не Воробьев. Директор вызвал Воробьева, Воробьев признался, что он разбил. Но Семин все равно сказал директору, что Воробьев стекло не выбивал. Так продолжалось несколько лет. На каждом собрании Семин говорил, что Воробьев стекло не выбивал. Семину дали кличку Порций Катон Старший- такой сенатор в Древнем Риме, который все время говорил, что Карфаген должен быть разрушен. Семин говорил про Воробьева даже когда читал стихи Пушкина со сцены. Наконец наступил выпускной. Дети стали совсем взрослыми. Семин снова сказал, свою коронную фразу, и Воробьев признался, что, действительно, в тот день не мог выбить стекла - его выбил другой мальчик. Все почувствовали облегчение, что правда восторжествовала. Этот рассказ учит тому, что все равно тайна откроется и нужно быть настойчивым в поисках правды, даже если над тобой все смеются. А еще мне понравилось, что это веселый рассказ, несмотря на то, что в нем говорится об очень серьезных вещах.
*ВОРОБЕЙЯ * возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня.Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.Я глянул вдоль аллеи и увидел молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, бес растопырив едва прораставшие крылышки.Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой — и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.Он ринулся он заслонил собою свое детище... но всё его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке... Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.Мой Трезор остановился, попятился... Видно, и он признал эту силу.Я поспешил отозвать смущенного пса — и удалился, благоговея.Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным ее порывом.Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня.Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.Я глянул вдоль аллеи и увидел молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, бес растопырив едва прораставшие крылышки.Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой — и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.Он ринулся он заслонил собою свое детище... но всё его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке... Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.Мой Трезор остановился, попятился... Видно, и он признал эту силу.Я поспешил отозвать смущенного пса — и удалился, благоговея.Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным ее порывом.Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.