Старик Денис не пустил бы дурачка Петрушу в лодку и еще менее пустил бы его в разъяренное море в рождественскую ночь...» Однако он же считал: «Читая его, вы верите автору, что так было, вопреки очевидности, и трагедия на берегу моря невольно, но властно захватывает вас. В этом рассказе есть какая-то открытая внутренняя правда, заставляющая прощать скомканность всей трагедии на протяжении восьми страничек рассказа и одной сумасшедшей минуты, завершившей долго длившееся событие...» Впрочем, возможно, у современного читателя он оставляет другое впечатление.
Молодая женщина лет двадцати трех, с страшно бледным лицом, стояла на берегу моря и глядела в даль. От ее маленьких ножек, обутых в бархатные полусапожки, шла вниз к морю ветхая, узкая лесенка с одним очень подвижным перилом.
Женщина глядела в даль, где зиял простор, залитый глубоким, непроницаемым мраком. Не было видно ни звезд, ни моря, покрытого снегом, ни огней. Шел сильный дождь...
«Что там?» — думала женщина, вглядываясь в даль и кутаясь от ветра и дождя в измокшую шубейку и шаль.
Где-то там, в этой непроницаемой тьме, верст за пять — за десять или даже больше, должен быть в это время ее муж, помещик Литвинов, со своею рыболовной артелью. Если метель в последние два дня на море не засыпала снегом Литвинова и его рыбаков, то они спешат теперь к берегу. Море вздулось и, говорят, скоро начнет ломать лед. Лед не может вынести этого ветра. Успеют ли их рыбачьи сани с безобразными крыльями, тяжелые и неповоротливые, достигнуть берега прежде, чем бледная женщина услышит рев проснувшегося моря?
Женщине страстно захотелось спуститься вниз. Перило задвигалось под ее рукой и, мокрое, липкое, выскользнуло из ее рук, как вьюн. Она присела на ступени и стала спускаться на четвереньках, крепко держась руками за холодные грязные ступени. Рванул ветер и распахнул ее шубу. На грудь пахнуло сыростью.
— Святой чудотворец Николай, этой лестнице и конца не будет! — шептала молодая женщина, перебирая ступени.
В лестнице было ровно девяносто ступеней. Она шла не изгибами, а вниз по прямой линии, под острым углом к отвесу. Ветер зло шатал ее из стороны в сторону, и она скрипела, как доска, готовая треснуть.
Через десять минут женщина была уже внизу, у самого моря. И здесь внизу была такая же тьма. Ветер здесь стал еще злее, чем наверху. Дождь лил и, казалось, конца ему не было.
— Кто идет? — послышался мужской голос.
— Это я, Денис...
Денис, высокий плотный старик с большой седой бородой, стоял на берегу, с большой палкой, и тоже глядел в непроницаемую даль. Он стоял и искал на своей одежде сухого места, чтобы зажечь о него спичку и закурить трубку.
— Это вы, барыня Наталья Сергеевна? — спросил он недоумевающим голосом. — В этакое ненастье?! И что вам тут делать? При вашей комплекцыи после родов простуда — первая гибель. Идите, матушка, домой!
Послышался плач старухи. Плакала мать рыбака Евсея, поехавшего с Литвиновым на ловлю. Денис вздохнул и махнул рукой.
Овідій народився в березні 43 р.до Р. Х. в місті Сульмоне і належав до старовинного вершническому роду. Батько готував Публія до адвокатської кар'єри і ще дитиною відправив його в Рим навчатися красномовству. Вступивши на державну службу, майбутній поет встиг пройти тільки самі нижчі посади. Незабаром він закинув справи. Світські розваги та література приваблювали його набагато більше, ніж перспектива потрапити до сенату.
Своє літературне покликання Овідій відчув і усвідомив дуже рано. В одній зі своїх пізніх елегій він докладно і з великою дотепністю розповідає про свої перші поетичні досліди. Незважаючи на заперечення батька, який не схвалював схильності сина до літератури і вважав подібного роду заняття порожньою справою, Овідій з юних років цілком віддався поезії. Популярність прийшла до нього майже відразу ж. Природний талант, дивовижна легкість і витонченість мови сть і гумор – все це доставило віршам Овідія велику популярність. Він дебютував любовними елегіями, з яких згодом були складені три книги «любовних віршів». Зовні він йде тут по стопах своїх попередників-грецьких і римських елегійних поетів, але фактично руйнує всі умовності цього жанру. Ідеалізована любов елегії огрублюється, стає предметом іронічної гри. Овідій навіть не претендує на зображення серйозного і глибокого почуття, він тільки «жартівливий співак любовної млості». Все це, однак, ні в якій мірі не відбивається на поетичній майстерності. Винахідливість у варіаціях, дотепність, тонкість психологічних живі замальовки побуту – такі безсумнівні переваги «любовних віршів». До цього треба додати виняткову легкість і гладкість вірша, в яких Овідій не знає собі рівних серед римських поетів
Старик Денис не пустил бы дурачка Петрушу в лодку и еще менее пустил бы его в разъяренное море в рождественскую ночь...» Однако он же считал: «Читая его, вы верите автору, что так было, вопреки очевидности, и трагедия на берегу моря невольно, но властно захватывает вас. В этом рассказе есть какая-то открытая внутренняя правда, заставляющая прощать скомканность всей трагедии на протяжении восьми страничек рассказа и одной сумасшедшей минуты, завершившей долго длившееся событие...» Впрочем, возможно, у современного читателя он оставляет другое впечатление.
Молодая женщина лет двадцати трех, с страшно бледным лицом, стояла на берегу моря и глядела в даль. От ее маленьких ножек, обутых в бархатные полусапожки, шла вниз к морю ветхая, узкая лесенка с одним очень подвижным перилом.
Женщина глядела в даль, где зиял простор, залитый глубоким, непроницаемым мраком. Не было видно ни звезд, ни моря, покрытого снегом, ни огней. Шел сильный дождь...
«Что там?» — думала женщина, вглядываясь в даль и кутаясь от ветра и дождя в измокшую шубейку и шаль.
Где-то там, в этой непроницаемой тьме, верст за пять — за десять или даже больше, должен быть в это время ее муж, помещик Литвинов, со своею рыболовной артелью. Если метель в последние два дня на море не засыпала снегом Литвинова и его рыбаков, то они спешат теперь к берегу. Море вздулось и, говорят, скоро начнет ломать лед. Лед не может вынести этого ветра. Успеют ли их рыбачьи сани с безобразными крыльями, тяжелые и неповоротливые, достигнуть берега прежде, чем бледная женщина услышит рев проснувшегося моря?
Женщине страстно захотелось спуститься вниз. Перило задвигалось под ее рукой и, мокрое, липкое, выскользнуло из ее рук, как вьюн. Она присела на ступени и стала спускаться на четвереньках, крепко держась руками за холодные грязные ступени. Рванул ветер и распахнул ее шубу. На грудь пахнуло сыростью.
— Святой чудотворец Николай, этой лестнице и конца не будет! — шептала молодая женщина, перебирая ступени.
В лестнице было ровно девяносто ступеней. Она шла не изгибами, а вниз по прямой линии, под острым углом к отвесу. Ветер зло шатал ее из стороны в сторону, и она скрипела, как доска, готовая треснуть.
Через десять минут женщина была уже внизу, у самого моря. И здесь внизу была такая же тьма. Ветер здесь стал еще злее, чем наверху. Дождь лил и, казалось, конца ему не было.
— Кто идет? — послышался мужской голос.
— Это я, Денис...
Денис, высокий плотный старик с большой седой бородой, стоял на берегу, с большой палкой, и тоже глядел в непроницаемую даль. Он стоял и искал на своей одежде сухого места, чтобы зажечь о него спичку и закурить трубку.
— Это вы, барыня Наталья Сергеевна? — спросил он недоумевающим голосом. — В этакое ненастье?! И что вам тут делать? При вашей комплекцыи после родов простуда — первая гибель. Идите, матушка, домой!
Послышался плач старухи. Плакала мать рыбака Евсея, поехавшего с Литвиновым на ловлю. Денис вздохнул и махнул рукой.
Овідій народився в березні 43 р.до Р. Х. в місті Сульмоне і належав до старовинного вершническому роду. Батько готував Публія до адвокатської кар'єри і ще дитиною відправив його в Рим навчатися красномовству. Вступивши на державну службу, майбутній поет встиг пройти тільки самі нижчі посади. Незабаром він закинув справи. Світські розваги та література приваблювали його набагато більше, ніж перспектива потрапити до сенату.
Своє літературне покликання Овідій відчув і усвідомив дуже рано. В одній зі своїх пізніх елегій він докладно і з великою дотепністю розповідає про свої перші поетичні досліди. Незважаючи на заперечення батька, який не схвалював схильності сина до літератури і вважав подібного роду заняття порожньою справою, Овідій з юних років цілком віддався поезії. Популярність прийшла до нього майже відразу ж. Природний талант, дивовижна легкість і витонченість мови сть і гумор – все це доставило віршам Овідія велику популярність. Він дебютував любовними елегіями, з яких згодом були складені три книги «любовних віршів». Зовні він йде тут по стопах своїх попередників-грецьких і римських елегійних поетів, але фактично руйнує всі умовності цього жанру. Ідеалізована любов елегії огрублюється, стає предметом іронічної гри. Овідій навіть не претендує на зображення серйозного і глибокого почуття, він тільки «жартівливий співак любовної млості». Все це, однак, ні в якій мірі не відбивається на поетичній майстерності. Винахідливість у варіаціях, дотепність, тонкість психологічних живі замальовки побуту – такі безсумнівні переваги «любовних віршів». До цього треба додати виняткову легкість і гладкість вірша, в яких Овідій не знає собі рівних серед римських поетів