1) С Абрамовым Белов познакомился в студенчестве. В 1963-м он написал Федору Александровичу письмо, откликнувшись на его новую повесть «Вокруг да около». Между писателями завязалась переписка. Об этом Абрамов сказал позже: «Памятным для меня в этом письме было и то, что, оказывается, они, Беловы, еще раньше всей семьей читали мой первый роман «Братья и сестры». «Моя мать и мои братья и сестры, – писал Белов, – это Ваши «Братья и сестры», вологодские крестьяне».
2) Впервые встретились писатели в Краснодаре в 1965 году на выездном пленуме Союза писателей РСФСР, где обсуждался вопрос о литературе и деревне.
3) Абрамов высоко оценил дарование Белова только после прочтения черновика «Привычного дела». В воспоминаниях он написал: «Не знаю, под каким названием и под чьим именем войдет в историю литературы 1967 год, а для меня это год «Привычного дела», год Василия Белова. Такого на моем веку , еще не было».
4) Писатели дружили семьями. Беловы всегда останавливались в ленинградской квартире Абрамовых, когда приезжали в Северную столицу. По словам Ольги Сергеевны, Абрамов с Беловым больше обсуждал политику, с ней говорил о школе, преподавании литературы, дискутировали о литературоведении.
5) Абрамов бывал у Белова в Тимонихе. О ней он и написал воспоминания в 1982 году «Деревеньку зовут Тимониха»: «Благословенна неделя, прожитая в Тимонихе!... Я жил неделю в Тимонихе – купался в слове. Каждый день к Беловым заходили гости – старики, старухи, ребятишки (любят Белова земляки), и острое словцо, притча, анекдот, «завирулина», или бухтина по-местному, так и сыпались, так и сыпались».
6) Василий Белов не оставил воспоминаний об Абрамове, хотя намеревался их писать. Об этом есть упоминание в «Тяжести креста»: «Еще не написаны и воспоминания о Яшине, Абрамове, о Рубцове и Твардовском».
7) Буквально перед самой смертью Белов виделся с Абрамовым, по воспоминаниям современников, у них был сложный разговор о переброске северных рек, и «проект этот покойный ныне Федор Александрович назвал неслыханным цинизмом» (цитата В. Личутина). Спустя три года проект был прекращен силами ученых и писателей.
8) Считается, что после ухода Федора Абрамова к трибуне народных писателей пришел Белов. Писательская община после смерти старших товарищей: Яшина, Твардовского, Абрамова и неожиданных смертей Рубцова и Шукшина – доверила это место ему – по старшинству и общественному рангу. Распутин писал: «Не стало Абрамова – и пошел к трибуне Василий Белов и продолжил то, на чем кончил в последний раз Федор Александрович. Когда нужно было сказать, он не оглядывался, кто рядом, свой или чужой… правда годится для всех».
9) Белов с Шукшиным часто обсуждали литературную жизнь столиц на печке в Тимонихе и в письмах. Из одного шукшинского письма: «Вот – вдруг – стали активно предлагать (начальство!) для кино и для театра «Две зимы…» Абрамова. На «Ленфильме» прямо навязывают одному режиссеру, а он не хочет… Что-то же случается там… Логику обнаружить трудно, а работать, видно, надо».
10) В музее-квартире В. И. Белова хранится пять книг с дарственными подписями Федора Абрамова. Самые ранние: 1970 год – «Василию Белову с искренней любовью Ф Абрамов 9 IV 70 г.»; 1973 год – «Василию Белову с неизменной любовью Ф. Абрамов 4. V. 1973 г.» Многие из них – выражение братской любви.
Перед сражением – каждый думал о своем. У солдат идет своя жизнь – с шутками, с горестями, и нет им дела до князя Андрея, но он все равно хочет быть любимым ими. Ростов, влюбленный в царя, мечтает о своем: встретить обожаемого императора, доказать ему свою преданность. Но встречает он Багратиона и вызывается проверить, стоят ли французские стрелки там, где вчера стояли. «Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше…» Над ним жужжат пули, в тумане раздаются выстрелы, но в душе его уже нет страха, владевшего им при Шенграбене. Но вот наступило утро, и двинулись войска, и, несмотря на то, что вышли солдаты в веселом настроении, внезапно и необъяснимо «по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины». Возникло оно потому, что это сознание было у офицеров и передалось солдатам, а офицеры вынесли это сознание бестолковщины из вчерашнего военного совета. Так начало осуществляться то, что предвидел Кутузов. Но в ту самую минуту, когда русскими войсками овладело уныние, появился император Александр со свитой. Александр I, не умеющий различить парад и войну, взялся руководить боем, не понимая в военном деле. Да, конечно, царь виноват прежде и больше всех. Но легче всего свалить вину за все ошибки и неудачи на государственных деятелей. На самом же деле за все, что происходит, отвечаем мы все – люди, и ответственность наша не меньше от того, что царь или полководец виноват больше нашего. Позор Аустерлица был позором не только для царя. Кутузов знает это, н Болконский знает, каждый из них стремится, сколько может, избавить себя от предстоящих мучений совести… Все, что произошло дальше, свершилось быстро. Не успели русские войска пройти полверсты, как столкнулись с французами. Князь Андрей, увидев это, понял, что наступил его час. Он подъехал к Кутузову… «Но в тот же миг все застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «Ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу все бросились бежать». Бегство было так страшно, так чудовищно, что даже Кутузов – единственный человек, еще вчера понимавший обреченность русских и австрийцев в этом сражении, – даже Кутузов был потрясен.
1) С Абрамовым Белов познакомился в студенчестве. В 1963-м он написал Федору Александровичу письмо, откликнувшись на его новую повесть «Вокруг да около». Между писателями завязалась переписка. Об этом Абрамов сказал позже: «Памятным для меня в этом письме было и то, что, оказывается, они, Беловы, еще раньше всей семьей читали мой первый роман «Братья и сестры». «Моя мать и мои братья и сестры, – писал Белов, – это Ваши «Братья и сестры», вологодские крестьяне».
2) Впервые встретились писатели в Краснодаре в 1965 году на выездном пленуме Союза писателей РСФСР, где обсуждался вопрос о литературе и деревне.
3) Абрамов высоко оценил дарование Белова только после прочтения черновика «Привычного дела». В воспоминаниях он написал: «Не знаю, под каким названием и под чьим именем войдет в историю литературы 1967 год, а для меня это год «Привычного дела», год Василия Белова. Такого на моем веку , еще не было».
4) Писатели дружили семьями. Беловы всегда останавливались в ленинградской квартире Абрамовых, когда приезжали в Северную столицу. По словам Ольги Сергеевны, Абрамов с Беловым больше обсуждал политику, с ней говорил о школе, преподавании литературы, дискутировали о литературоведении.
5) Абрамов бывал у Белова в Тимонихе. О ней он и написал воспоминания в 1982 году «Деревеньку зовут Тимониха»: «Благословенна неделя, прожитая в Тимонихе!... Я жил неделю в Тимонихе – купался в слове. Каждый день к Беловым заходили гости – старики, старухи, ребятишки (любят Белова земляки), и острое словцо, притча, анекдот, «завирулина», или бухтина по-местному, так и сыпались, так и сыпались».
6) Василий Белов не оставил воспоминаний об Абрамове, хотя намеревался их писать. Об этом есть упоминание в «Тяжести креста»: «Еще не написаны и воспоминания о Яшине, Абрамове, о Рубцове и Твардовском».
7) Буквально перед самой смертью Белов виделся с Абрамовым, по воспоминаниям современников, у них был сложный разговор о переброске северных рек, и «проект этот покойный ныне Федор Александрович назвал неслыханным цинизмом» (цитата В. Личутина). Спустя три года проект был прекращен силами ученых и писателей.
8) Считается, что после ухода Федора Абрамова к трибуне народных писателей пришел Белов. Писательская община после смерти старших товарищей: Яшина, Твардовского, Абрамова и неожиданных смертей Рубцова и Шукшина – доверила это место ему – по старшинству и общественному рангу. Распутин писал: «Не стало Абрамова – и пошел к трибуне Василий Белов и продолжил то, на чем кончил в последний раз Федор Александрович. Когда нужно было сказать, он не оглядывался, кто рядом, свой или чужой… правда годится для всех».
9) Белов с Шукшиным часто обсуждали литературную жизнь столиц на печке в Тимонихе и в письмах. Из одного шукшинского письма: «Вот – вдруг – стали активно предлагать (начальство!) для кино и для театра «Две зимы…» Абрамова. На «Ленфильме» прямо навязывают одному режиссеру, а он не хочет… Что-то же случается там… Логику обнаружить трудно, а работать, видно, надо».
10) В музее-квартире В. И. Белова хранится пять книг с дарственными подписями Федора Абрамова. Самые ранние: 1970 год – «Василию Белову с искренней любовью Ф Абрамов 9 IV 70 г.»; 1973 год – «Василию Белову с неизменной любовью Ф. Абрамов 4. V. 1973 г.» Многие из них – выражение братской любви.
Объяснение:
Вчера здовали это и в телефоне остался набросок
Перед сражением – каждый думал о своем. У солдат идет своя жизнь – с шутками, с горестями, и нет им дела до князя Андрея, но он все равно хочет быть любимым ими. Ростов, влюбленный в царя, мечтает о своем: встретить обожаемого императора, доказать ему свою преданность. Но встречает он Багратиона и вызывается проверить, стоят ли французские стрелки там, где вчера стояли. «Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше…» Над ним жужжат пули, в тумане раздаются выстрелы, но в душе его уже нет страха, владевшего им при Шенграбене. Но вот наступило утро, и двинулись войска, и, несмотря на то, что вышли солдаты в веселом настроении, внезапно и необъяснимо «по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины». Возникло оно потому, что это сознание было у офицеров и передалось солдатам, а офицеры вынесли это сознание бестолковщины из вчерашнего военного совета. Так начало осуществляться то, что предвидел Кутузов. Но в ту самую минуту, когда русскими войсками овладело уныние, появился император Александр со свитой. Александр I, не умеющий различить парад и войну, взялся руководить боем, не понимая в военном деле. Да, конечно, царь виноват прежде и больше всех. Но легче всего свалить вину за все ошибки и неудачи на государственных деятелей. На самом же деле за все, что происходит, отвечаем мы все – люди, и ответственность наша не меньше от того, что царь или полководец виноват больше нашего. Позор Аустерлица был позором не только для царя. Кутузов знает это, н Болконский знает, каждый из них стремится, сколько может, избавить себя от предстоящих мучений совести… Все, что произошло дальше, свершилось быстро. Не успели русские войска пройти полверсты, как столкнулись с французами. Князь Андрей, увидев это, понял, что наступил его час. Он подъехал к Кутузову… «Но в тот же миг все застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «Ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу все бросились бежать». Бегство было так страшно, так чудовищно, что даже Кутузов – единственный человек, еще вчера понимавший обреченность русских и австрийцев в этом сражении, – даже Кутузов был потрясен.
Объяснение:
НАВЕРХ